Фанфик был в своё время написан под влиянием "Чёрной книги", правда в довольно специфическом переосмыслении. Кстати, главный его герой дожил, как минимум, до Четвёртой Эпохи, но это уже совсем другая история 
Текст весьма отрывочный, со времён первого написания практически не дорабатывался.
читать дальше
Неведомое существо впереди дышало чем-то тяжёлым, горячим, опасным… Гэллар застыл на месте, не в силах двинуться с места: впервые в жизни он чувствовал такой сильный разлад в собственных чувствах. Глазами он видел гору, высокую и могучую, со странными, слишком правильными, очертаниями некоторых утёсов. И при этом чувствовал впереди не просто скопление камня, а что-то… живое, может быть даже сознающее. Хотя сознание его слишком отличалось от сознания Гэллара и других говорящих. Или сама гора или что-то в ней жило, чувствовало, возможно, даже мыслило. Правда, при попытке представить мысли горы эльфу делалось очень неуютно.
Живое впереди разделилось: что-то оставалось в горе, а что-то приблизилось. Приближалось оно слишком быстро, так что Гэллар не смог бы бежать, даже если бы захотел. Но он не хотел показывать страх, тем более что это непонятное приближающееся живое так отличалось от всего виденного, что вызывало скорее изумление, чем испуг.
И оно было не просто живым, а разумным. Оно – тёмное пламя в ореоле из тьмы – остановилось перед Гэлларом. И… заговорило? Похоже, да: во всяком случае, вспышки пламени сделались странно ритмичными, в них угадывался какой-то порядок, который звал разгадать его, понять, что скрыто за этими вспышками. А потом пришло «соприкосновение мыслей» - неведомый пытался своим разумом коснуться разума Гэллара. И эльф ответил:
- Кто ты?
«Сила. Горный обвал, сметающий на своём пути деревья в пять обхватов толщиной. Буря, поднимающая на море волны в пять, в десять раз выше, чем рост эльфа. Заснеженная вершина огромной горы, внезапно одевающаяся в пламя. Изменение. То, что меняет живые создания не за время жизни сотен поколений, а внезапно. И большая часть изменённых гибнет, а выжившие, стремительно размножаясь, завоёвывают новые пространства. Я был прежде мира – бескрайняя пустота и мрак, в котором внезапно вспыхивает свет, багровое пламя, холодное и одновременно обжигающее».
Кажется, Могущественный понял, что погорячился. Во всяком случае, он уже не пытался дышать пламенем и не излучал сердитых мыслей. И, кажется, ему понравилось, что Гэллар не обиделся и не ушёл. А однажды Гэллар наткнулся на Могущественного, когда тот принимал облик, похожий на облик говорящих.
Правда, сходство это пока что было больше в общих очертаниях. Тьма и пламя перемешались полосами и сгустились в фигуру с двумя руками, двумя ногами, туловищем и головой. Почти вдвое выше Гэллара ростом. Пожалуй, так Могущественный выглядел ещё внушительнее, чем облике тёмной тучи, хоть и здорово уменьшился в размерах. И он явно заметил Гэллара.
- Ты хочешь быть как мы?
«Я хочу попробовать. Другие, подобные мне, иногда принимали телесный облик, но я не любил это делать. Возможно, я ошибался. Если я собираюсь говорить с подобными тебе, то стоит попробовать».
Могущественный ещё уменьшился в росте. В огненных и тёмных полосах проглянуло лицо, потом исчезло, потом появилось снова. Более чёткие очертания тела. Тьма и пламя уже не клубятся вокруг, а обволакивают появляющееся существо тонким слоем, наподобие тех плащей, что делают говорящие из растительных нитей. А потом вдруг гаснут и окончательно превращаются с чёрную ткань с блестящими на ней огненными камнями.
Перед Гэлларом стоял некто, похожий на эльфа, но выше на голову самого высокого из известных Гэллару эльдар. Просторный чёрный плащ окутывал фигуру словно облаком, в котором сверкали огни. А когда Могущественный шагнул вперёд, полы плаща взлетели за спиной, словно два чёрных крыла.
- Ну как? – замерев на месте, Гэллар не сразу понял, что Могущественный обратился к нему не мыслями, а голосом тела. И голос этот был таким же громоподобным, как «голос разума».
- Слишком громко, - неожиданно рассмеялся Гэллар. – Впечатляет. Очень даже.
Существа внизу, в скальной чаше, были похожи на животных и вместе с тем на других говорящих. Две руки, две ноги, туловище, голова. Но слишком массивное тело, всё покрытое короткой шерстью, чёрной, серой, рыжей… И глаза, похожие на глаза говорящих, но слишком большие или, наоборот, слишком узкие. И почему-то среди этих глаз нет ни голубых, ни зелёных, ни серых. Много чёрных, много жёлтых, как у диких зверей, иногда попадаются карие. И все пристальные, как у готовящегося к нападению хищника.
И голос у них странный. Они рычат друг на друга и огрызаются, но слишком внятно для обычных звериных голосов. Как будто… да, как будто пытаются говорить, но у них не слишком получается. То ли глотка устроена так, что им это делать неудобно, то ли разума не хватает.
Интересно, как они поведут себя, если увидят существо, похожее на них? И прежде, чем Могущественный успел что-то сказать, Гэллар спрыгнул на уступ внизу. Он всегда хорошо прыгал. И ещё ниже. И ещё.
- Знаешь, мне кажется, что они хотят говорить… ну, некоторые из них.
- У них много звуков-знаков, - кивнул Могущественный. – Больше, чем у любых других зверей, если те, конечно, не воплотившиеся духи. Если они научатся соединять их в сложные сочетания, это будет вполне речь, быть может, даже не хуже вашей.
Гэллар усмехнулся. Это вряд ли. С другой стороны… им овладел новый приступ любопытства: а вдруг? Только вот как их учить? Игра с ними была весёлой, но опасной. Слишком хищная повадка была у этих созданий, когда они пытались его ловить. И слишком неприятным разочарование – в голосах после неудачи. И клыки. И когти на лапах. Попадаться в эти когти явно не стоило.
- Я бы попробовал выучить их речь… а, может даже и научить их своей. Но вряд ли они смогут спокойно слушать.
- Я огражу тебя так, чтобы они не могли причинить тебе вреда, - отозвался Могущественный. Значит Гэллар прав – эти существа действительно опасны. – Думаю, со временем они к тебе привыкнут. Хотя бы некоторые. Тогда вы попробуете поговорить друг с другом.
Странный высокий… видимо, всё-таки, самец, с двухслойной в некоторых местах гладкой кожей и со светлыми волосами на голове стоял за невидимой стеной, которую Гуурукх никак не мог пересечь. Он был чем-то похож на соплеменников Гуурукха, но слишком уж тонок и длинён. Соплеменников есть нельзя, если нет слишком уж сильного голода – это Гуурукх знал. А съесть светловолосого было невозможно – невидимая стена пропускала свет и звук, но не пропускала ни тела урру, ни брошенный камень. В скором времени урру, убедившись, что добраться до светловолосого нельзя, убрались из расщелины и бродили по каменному лабиринту, дожидаясь очередной кормёжки, затевая шуточные или настоящие драки, спариваясь, присматривая за детёнышами, приучая их к бегу и лазанию по скалам. Остался один Гуурукх. Во время, свободное от кормёжки, борьбы или развлечений с самками, он спускался в расщелину и каждый раз находил там светловолосого. Подходил поближе, дотрагивался до незримой стены и снова убеждался, что она непроницаема.
Интересно, зачем тут светловолосый? Сначала урру пытались поймать его и съесть, когда он спускался со скал в их убежище. Но светловолосый был слишком ловок и проворен. Когда он появился в расщелине и не пытался убегать, урру решили, что глупая добыча наконец-то попалась. Но их остановила невидимая стена. А чего хотел сам светловолосый? Похоже, он не ел урру: во время погони светловолосый мог напасть на кого-нибудь из неосторожно отделившихся от стаи, но не делал этого. Мог, спустившись во время отдыха племени, поймать кого-нибудь из детёнышей, но не пытался. Может, он травоядный? Или уже пробовал других урру, но они не пришлись ему по вкусу?
Сам не понимая зачем, Гуурукх остановился прямо напротив светловолосого и недовольно прорычал:
- Кто ты? Зачем ты здесь? Почему глаза мозолишь?
Светловолосый вздрогнул было, но тут же… зазвенел, забулькал? В общем, стал издавать какие-то переливчатые звуки, а потом вдруг зарычал почти как урру. Теперь вздрогнул Гуурукх – странное существо с той стороны пыталось говорить как его соплеменники.
- Я вижу вас, - светловолосый поправился. – Смотрю на вас. Хочу знать, как вы говорите. Как вы живёте. О чём думаете.
Гуурукх зарычал опять, на этот раз удивлённо. Повадки урру светловолосый мог изучить и так, наблюдая за ними сверху, с гладкой стены, на которую ни один из урру не мог забраться. А зачем ему знать, о чём урру думают? О добыче, о самках, о детёнышах (когда те слишком досаждают или когда охота с ними повозиться)… Гуурукх покачал головой, почесал лапой в затылке. Ему сейчас почему-то захотелось думать не обо всём этом, а о светловолосом. Для чего ему думать об урру и говорить с ними? Один он такой или есть ещё другие, такие как он? Что светловолосый делает, когда не появляется у обиталища урру? Думает об урру? О других светловолосых? О каких-то других вещах? Очень странное чувство: я думаю о светловолосом, а он думает обо мне. И я знаю, что он думает обо мне, и он знает, что я думаю о нём.
- Это очень толковый орк, - заметил Гэллар, когда вернулся. Время от времени он слегка морщился: от долгого рычания уставали язык, скулы и гортань. – И у них действительно есть своя речь. В ней не так уже много слов, я почти все их выучил за один день. А есть другие стаи, подобные этой?
- Есть. Эту я пока держу среди скал. Иногда кормлю сам, иногда позволяю забредать сюда горным животным, чтобы они не отвыкали охотиться. Ещё одну стаю держу в лесу, на берегу озера. Правда, эти существа не любят воды, да и дневной свет в большинстве своём переносят неважно. Третья стая живёт в тундре, к северу от гор. И у меня есть мысль поселить орков среди рек и на берегу моря, если их всё-таки удастся приучить к воде.
- Урру говорит, что есть какие-то другие стаи…
- Да, в этих горах обитают и дикие орки. Сперва я думал переловить и вернуть беглецов, потом мне стало интересно – а как они могут жить сами по себе? Оказывается, не так уж плохо. Больше страдают от голода и нападения хищных зверей, чем мои орки, но зато хитры, храбры и выносливы. Быть может, стоит дать им ещё поразмножаться несколько поколений на воле. Ещё когда я творил их, я сделал их сущность изменчивой, так что орки могут приспосабливаться к любой жизни гораздо быстрее любых других зверей. Уже через пять-шесть поколений эти изменения могут стать весьма заметны.
Гэллар поморщился.
- Тебе что-то не нравится?
- Некоторые из них… особенно, этот, Гуурукх, - эльф как мог воспроизвёл имя орка. – Мне вполне понравились. Однако… очень уж они жестоки, Могущественный. Даже к членам своей стаи, не то, что к другим живым существам. Боюсь, дикие орки ещё свирепее нравом.
- Это верно.
- Я подумал… Ты говорил, что хочешь в скором времени предоставить этому племени свободу жизни в горах при условии признания ими тебя главным. Но горы опасны, а сильнейшей из опасностей будут дикие орки. У них даже есть орудия из камня и дерева, и они куда больше привыкли к засадам, стычкам и охоте.
- Я подумаю над этой задачей.
Блестящий клык, который принёс светловолосый, был длиннее и намного острее тех «каменных клыков», которые делали в племени Гуурукха, стремясь усилить мощь рук. И уже на третий день свободной охоты в горах (пока что Могучий выпускал лишь взрослых охотников, а остальных снова закрывал в обиталище) Гуурукх убил этим блестящим клыком горную кошку, стремительную, сильную и опасную. Сам получил несколько глубоких царапин, но и только. А если бы был с «каменным клыком» или острой палкой, в лучшем случае заработал бы несколько болезненных ран. Гуурукх вспомнил, как однажды возле обиталища, когда он сам ещё не вошёл полностью в мужскую силу, поселилась такая же кошка. Могучий почему-то не прогнал её, может, хотел посмотреть, что будут делать орки. Туффар, сильнейший боец племени, ещё с двумя взобрался к пещере кошки и убил её. Но эта тварь исполосовала когтями всю грудь одному из бойцов, второй от испуга свалился в пропасть, а Туффару кошка вырвала из левой руки кусок мяса. Но шею ей Туффар всё равно сломал. А потом едва не истёк кровью, но всё-таки выжил. И с тех пор всегда таскал «каменный коготь» с собой, хотя раньше презирал сделанное руками оружие, полагаясь на свою неимоверную силу.
Впереди стеной вставала Тьма – не та, которую можно было видеть глазами воплощённого тела, но та, которая глушила все остальные чувства, проникающие в суть вещей. А без этих чувств видимое могло быть обманом, да и само по себе становилось куда более серьёзным препятствием.
В этой Тьме ощущалась Сила её создателя – могучая, грубая, всесокрушающая. Ударить по завесе Тьмы соразмерной ей Силой – значит вызвать непредвиденные последствия. Как в час крушения Светильников, когда столкновение Сил меняло облик земли и моря, а животворный свет превращался в смертельное излучение… Нет, это не выход. Если армия Амана будет использовать такие Силы на всём своём пути, разрушенной окажется вся северная часть мира, да и остальным землям изрядно достанется.
Ещё несколько мгновений Охотник и Воин смотрели на стену Тьмы впереди, а потом одновременно шагнули в неё, а в их воплощённых телах на миг замерло дыхание и, кажется, даже сердца пропустили удар.
Шаг, второй, третий. Дыхание и сердцебиение выравниваются. Сверкающий строй майяр позади нарушился. Самые решительные шагнули следом за вождями почти сразу, некоторые медлили, собираясь с силами и с духом.
- Пфф, - только и смог выдохнуть Гэллар. Окружающее неуловимо изменилось. Потом он сообразил – пропало Незримое, то, что он чувствовал силами фэа. Он видел глазами и слышал ушами, но только с помощью телесных органов чувств мог теперь воспринимать окружающее. Интересное, но… неприятное… ощущение. – Могущественный, это ты сделал? Как? И зачем?
Осанвэ словно натолкнулось на стену, не в силах выйти за пределы его роа. И Могущественный не отвечает, похоже, не слышит. И сам не излучает мыслей, даже на грани восприятия.
- Могущественный! – позвал Гэллар, в первую очередь для того, чтобы убедиться: голос всё ещё при нём. Мало ли…
- Это сделал я, Гэллар. Подозреваю, ты почувствовал.
- Да, и ещё как! Но зачем?
- Мои враги с того берега Моря начали войну. Сейчас их войско высаживается на берегу Эндорэ. А я накрыл всю земную сушу завесой Тьмы, которая глушит ощущения духа. Даже ты почувствовал это, а для майар, тем более Валар всё будет ощущаться ещё острее. У них-то оглушённых чувств куда больше, и они куда сильнее привыкли полагаться на них. Зато оркам на эту завесу наплевать. И мои майар обучены воевать в ней и используя её.
- Я понял, Могущественный… А какой службы ты ждёшь на этой войне от меня?
- От тебя? – Могущественный явно удивился. – Вообще говоря, я не ждал от тебя никакой службы. Твоих соплеменников я уже успел укрыть в подземельях Цитадели. Вы не орки, вас мало, а сражаться вы почти все, кроме тебя самого, не обучены. Даже в ближнем бою самый слабый из майар будет сильнее и быстрее тебя. Даже израненный, на грани развоплощения, он, в лучшем случае, будет равен тебе по силам. А в войске Амана больше майар, чем эльфов в Удуне. Я думаю, лучшее, что ты можешь сделать, это спуститься в укрытие вместе с остальными эльфами.
Гэллар помрачнел.
- Когда налицо опасность, должен быть порядок, чтобы беспорядком не увеличивать её. Если таков твой приказ как старшего, я подчинюсь. Но я не желаю прятаться. Если твои враги хотят разрушить Удун, значит, они враги и мне, и я готов сражаться против них. И хотя, как ты говоришь, от моего оружия в бою мало толку, я бы хотел служить тебе как воин.
- Я подумаю, Гэллар. Полагаю, пройдёт ещё не один день, а, может, и не один десяток дней, прежде чем враги подойдут к стенам Твердыни. Если они вообще доберутся до них. Впрочем… пока ты можешь обойти укрепления Цитадели и осмотреть те машины, что должны приводить в действие орки. Если что-то будет непонятно для тебя, можешь спрашивать – я дам тебе знак, гласящий, что тебе должны повиноваться. Возможно, в какой-то из моментов боя ты сможешь заменить одного из командиров. Или помогать мне управлять ими.
Олорин дышал тяжело, и каждый вздох отзывался не только в теле, но в фэа. Дело было не в пепле, заполнившем воздух, хотя горящий лес оказался малоприятным препятствием для армии Амана. Просто с каждым шагом вперёд к нему возвращалась мысль о том, что он всё глубже уходит во Тьму, сквозь которую видно лишь с помощью глаз воплощённого тела, а сейчас, в дыму и летящем пепле даже ими очень неважно. Такой Тьмой его уже однажды накрыло, когда рухнули Светильники. Должно быть, он оказался в какой-то момент не слишком далеко от Восставшего. Тот мрак и ужас, что тогда царили вокруг него, были сродни нынешним и вызваны той же причиной.
Когда говорили о походе на восток Арды, участие в нём решились принять прежде всего майар Оромэ и Тулкаса. Потом нашлись добровольцы и среди иных Младших Стихий. В основном, Ауле и Намо. Именно тогда Олорином овладело желание побороть давно терзавший его страх и встать с ним заново, лицом к лицу. К тому же теперь он будет не один. Кажется, это была не очень хорошая мысль.
Больдог пересчитал бойцов. Их осталось не больше дюжины, а ведь пять часов назад в бой вступила полная сотня. Слишком губительным было оружие врагов, пришедших с запада, и сами они – слишком сильны и быстры даже по сравнению с лучшими из специально выращенных и обученных орков Владыки.
А ведь его сотне, а также двум другим, истреблённым почти полностью, пришлось столкнуться лишь с тремя из врагов и, кажется, не с самыми сильными. Во всяком случае, не от их действия земля дрожала под ногами, а где-то на севере зарево полыхало во весь горизонт. Тем тысячам, что находились там, Больдог даже из своего, весьма малоприятного, положения совершенно не завидовал.
- Стройся! Следом за мной – бегом марш!
Все повиновались. Впрочем, Больдог умел добиться послушания. А своего опасения насчёт того, переживёт ли это послушание столкновение с тяготами настоящей войны, никогда не выказывал внешне. Впрочем, у уцелевших орков, а это были отнюдь не дураки, особого выбора не имелось. Только Больдог, единственный уцелевший сотник, знал, где находится ближайшее убежище. И тоннели, ведущие из него в Твердыню. На поверхности земли становилось слишком опасно.
Издалека донёсся оглушительный грохот. И даже чувства, оглушённые Тьмой Мелькора, что-то ощутили: невиданное высвобождение скрытого в любой материи огня. Сама сущность материального мира плавилась там, как в сердце Солнца и звёзд, извергая во все стороны убийственный свет, жар, а следом за ними – ударную волну. Если кто-то из майар находился поблизости от Извержения Сил, они почти наверняка развоплотились. А «медленные лучи» такого Извержения могут убивать воплощённых не сразу и надолго заражать местность.
Странно, что завеса Тьмы никак не прореагировала на подобное. Нанести такой удар – нужны возможности самого Мелькора и всё это сказалось бы на других проявлениях его Силы. Какая-то природная случайность, возможная в искажённых землях? Трудно представить, что это может быть.
С вершины горы Гортаур видел, как в долине вспыхнуло пламя Извержения Сил, со дней творения заключённых в недрах вещества. Столб пламени, дыма, измельчённой и раскалённой материи поднялся выше того пика, на котором он стоял, а ударная волна внизу сметала деревья и скалы, превращая центр долины в первозданный хаос. Он усмехнулся. Кое-кто из майар должен был находиться именно там.
Потом ощутил воздействие на своё тело «медленных лучей», идущих от взрыва. Обернулся, крикнул помощнику:
- Убери орков! Пусть скроются в складках местности.
Живые существа не ощущают действие «медленных лучей», но оно для них неполезно. Своё-то тело Гортауру починить несложно. Впрочем, если этот отряд орков протянет пять-шесть дней, его задачу можно будет считать выполненной. Сейчас важно другое – в какую часть валинорского войска пришёлся удар оружия Владыки и какой вред он смог нанести врагу.
- Ну, как это было?
- Потрясающе! – Гортаур посмотрел на Владыку с восторгом. – Никакого возмущения в Силе и вдруг – страшный удар, равный возможностям сильнейших из Валар. Признаться, я не особенно верил в эффективность оружия, не связанного с моей или твоей Силой напрямую, Владыка.
Воин шёл сквозь место, недавно поражённое Извержением Сил. Невидимые лучи пронзали его тело, разрушая жизненные связи в нём, но у него хваталось сил каждый раз восстановить их. Но чем ближе к центру Извержения, тем чаще это приходилось делать.
Здесь ударил Восставший? Почему-то Воин был уверен, что это не так. Если и ударил, то не своей силой напрямую, а каким-то способом освободив силы, заключённые в самом веществе. И подготовить такое надо было заранее. Даже имея в своём распоряжении все возможности Мелькора.
Проклятая завеса не давала использовать осанвэ на больших расстояниях, только совсем близко. А в этом случае проще перенестись вплотную и говорить словами.
- Олорин! Ты видел, как всё произошло?
- Да, - майя содрогнулся всем телом. Стоящая рядом с ним целительница из учениц Ваны уже справилась с повреждениями, да и сам Олорин, не будь он так растерян, сумел бы излечить себя.
- Соберись, Олорин, - долго нежничать у Воина не было времени. – Это очень важно.
Взгляд майя прояснился. Видно было, что он пытается взять себя в руки. И даже действительно обхватил себя за плечи руками, чтобы перестать дрожать. Стоящая позади него целительница положила ему руки на плечи, делясь силой и теплом, стараясь внушить спокойствие. Олорин обернулся и благодарно улыбнулся ей.
- Я слушаю.
- Я хочу узнать, что было непосредственно перед извержением Сил? – сказал Воин. – Ты видел или слышал что-нибудь необычное?
- Да, Воитель, слышал. Высоко в небе – могучий гул и грохот рассекаемого воздуха, словно небесный камень пробивается через воздушный океан. А потом – вот этот жуткий удар.
- Откуда двигался этот гул?
- Мне кажется, с юга.
- Понятно. Спасибо, Олорин. Оставайтесь пока здесь, если увидите кого-то из раненых майар, окажите им помощь. Не двигайтесь дальше к Удуну, это слишком опасно.
Воин как будто неторопливо шагнул, а вот он уже на краю поляны, за две с половиной тысячи обычных шагов отсюда. А вот уже и не видно его. Он направлялся на юг.
Больдог выбрался из-под обломков на третьи сутки. Всё-таки, боковой отнорок не завалило, хотя бушевавшая на небе и в земле буря оказалась страшной. Такое ощущение, словно кто-то бил прямо в подземное убежище, в то место, где находились шахты для неведомого оружия Владыки. И если этот кто-то так разошёлся, должно быть, единственный выстрел Больдога причинил аманцам серьёзные неприятности. Есть чем гордиться.
Только вот что делать теперь? От грохота подземной бури, от голода и пережитого страха у Больдога кружилась голова. И был он совсем один в местности, заполненной обломками камня и поваленными деревьями. Кажется, неподалёку отсюда был родник, но его вполне могло засыпать во время обвала. Или он пересох от небесного пламени. Ладно, разберёмся. Ноги не держали, и Больдог пополз.
Удача! Русло ручья завалило камнями, но зато образовалось небольшое озерцо. А в нём кверху брюхом плавала рыба, должно быть, побитая громами и молниями аманцев, крушивших подземное убежище. И вряд ли она успела испортиться настолько, чтобы её совсем нельзя стало есть. А раз есть еда, значит, будем жить. Больдог приободрился, сел у озера, собирая остатки сил для броска за рыбой. Плавать он, как и все орки, не любил, но, в отличие от большинства, умел.
Вот и внешнее кольцо укреплений Удуна. Скалы, превращённые в крепостные стены, башни, не сложенные руками, а растущие прямо из утёсов.
Армия майар во главе с Воином и Охотником кажется перед этой твердыней малочисленной кучкой напуганных существ. Кое-кто из них действительно напуган. Кое-кто уже успел, развоплотившись, побывать в чертогах Намо. И не у всех развоплощённых достало к этому моменту храбрости вновь покинуть чертоги, не говоря уже о том, чтобы присоединиться к войску.
Гортаур, глядя с вершины башни на врагов, не склонен был легко оценить их. Они дошли сюда. Дошли, сокрушив по пути армию орков, выдвинутую через северные земли им навстречу. Разрушив большую часть шахт с оружием Владыки прежде, чем они успели выстрелить и не повернув даже после удара из уцелевшей шахты. А Извержение Сил могло впечатлить даже Валу, не то что майя. Дошли сквозь сотворённую Мелькором завесу, которая лишала их большей части сил, позволяющих воздействовать на материю Арды. Впрочем, возможности Воина и Охотника впечатляли даже сейчас.
Ждать удара смысла не имело. Руководство для орочьих командиров, которое составлял сам Гортаур, гласило: «Не должен командир от врага первого удара ждать, ибо удар этот к тому может привести, что и противиться врагу забудешь». Гортаур повернулся к северу лицом, поднял руки над головой и в небо рванулись две струи пламени – зелёного и багрового цвета. Всего лишь сигнал, но видно его отсюда и до горизонта. Видит, наверняка и Мелькор в цитадели.
Первая линия защиты – без магических наворотов. Просто гладкие склоны, по которым даже большинству майар подниматься нелегко, а навстречу из множества открывшихся в стенах отверстий катятся брёвна и валуны. Их бросают через неритмичные промежутки времени, а сделанные на склонах выступы подбрасывают импровизированные снаряды в воздух, так что уметь перепрыгивать через катящуюся угрозу совершенно недостаточно.
И жидкий огонь из множества труб: смесь извести, земляного масла и смолы, которую не потушить ни ветром, ни водой. Огненные струи и целые потоки, начинённые жидким огнём снаряды метательных машин и катящиеся по земле глиняные шары, что раскалываются в непредсказуемый момент.
А потом осаждающие ответили: Гортаур увидел, как сквозь огненный и каменный хаос сверкнул меч Воина, всё удлиняясь, сияя ослепительной полосой белого огня. И обрушился на крепость, разваливая стену, ближайшую к участку удара башню, каменный вал и скальное основание под ними… Даже здесь, на расстоянии в пять тысяч шагов, под Гортауром дрогнула земля. Да, удар меча Воителя стоит Извержения Сил! Только он напрасно тратит свои силы так рано – должно быть хочет проложить хоть немного безопасную дорогу вглубь Твердыни для майар. И в самом деле: из хаоса в направлении пролома вырываются стремительные фигурки, похожие на эльфов, на лошадей, на собак, на низколетящих птиц. А впереди – ослепительно сияющий всадник на белом коне. Охотник.
Охотник, один из немногих, всё ещё продолжал сражаться. Удары его копья выбивали из строя за один раз даже сильнейших воплощённых духов, а ряды орков опустошали – как коса густую траву на лугу. Бросаясь то вправо, то влево, он успевал защищать даже некоторых из майар, что оказывались поближе; но большинству из младших духов приходилось полагаться на себя. А силы их духа, воплощённых тел и подвластных им стихий были на исходе. Однако очередную волну нападающих удалось отбросить. Где-то, в нескольких тысячах шагов, слышался грохот – похоже, ушедший туда с сильнейшими из майар Воин крушил какие-то укрепления Врага. А им надо было лишь продержаться.
- Спокойнее, - сказал Охотник. – Не поддавайтесь страху. Мы видим, насколько тяжело наше положение, но не видим насколько тяжело положение врага. А если Воитель добрался до цитадели, то я нашим врагам не позавидую даже отсюда.
Снова взвыли ветра, закачалась земля под ногами, вспыхнуло пламя. Олорин мечом Дэйалара отбил летящий в него огненный хлыст, нырнул под меч из пламени и ударил в ответ – прямо в средоточие огня. Его охватил невероятный жар, но через миг огненный дух с воем отшатнулся, перевалился через гребень скальной стены и исчез из виду. Вновь посыпались стрелы, Олорин, не желая останавливать их Силой, укрылся за высокий, в рост эльфа, камень. Шагах в сорока от него Охотник подхватил с земли тяжёлый камень, в половину своего роста и, распрямившись, метнул его в скалу, где засели орочьи лучники. Раздался страшный грохот, полетели осколки, стрельба прекратилась.
Нахар врезался в поднимавшуюся по склону орочью орду, не дал ей сомкнуть строй, встретить себя и майар копьями, и теперь крушил орков копытами. Вслед за ним сбежал по склону Алатар, расплываясь в стремительном движении. Удар, удар, удар – три закованных в доспехи орка разлетаются в стороны. Кольцо на миг смыкается вокруг майя, но тут же распадается, одни орки валятся на камни, другие в ужасе разбегаются.
Огромный воин в алом и золотом не остановился перед Гэлларом. Эльф не успел даже выхватить меч, как неведомая сила закружила его и отбросила к стене, изумлённого, напуганного, но живого и невредимого. Алый исчез, но едва Гэллар поднялся на ноги, как в коридоре возник новый вражеский воин – в таких же алых одеждах, но без золота на них. Он двигался медленнее и не с такой неукротимой силой, как первый из нападавших, хотя несомненно был очень быстр и силён.
Он был очень похож на эльфа, но это не был эльф. Повезло: Гэллар не знал, сумел бы он обнажить оружие против соплеменника. А тут – меч вылетел из ножен, как сотни раз вылетал на учебных занятиях. Обманный удар, выпад, отскок… и рука уже не удерживает оружия, предплечье пронзает боль и третья защита, любимая эльфом, не удаётся ему. Звон упавшего на камни оружия. Боль слабеет, а плиты внизу почему-то шатаются и все покрыты красным. Меч уже лежит, почему-то у головы Гэллара, но звон не прекращается, он в голове и во всём теле.
Неимоверно могучие руки врага поднимают Гэллара с земли, глаза удивительного изумрудного цвета смотрят с изумлением и… страхом?.. Что ему нужно? Враг кого-то зовёт, но голос гаснет в обступающей Гэллара тишине.
Тальгон не стал отбиваться от лезущих снизу орков. Почувствовав, что плиты потолка еле держатся, он вызвал Силу и просто обрушил их на врага. Обвал пошёл в глубину, должно быть, похоронив под собой весь орочий отряд. И в этот миг донёсся голос Эира, полный изумления и страха.
- Тальгон!
Он обернулся, убедился, что из остальных коридоров никто не лезет, ни орки, ни те жуткие демоны, что встретили майар возле внутреннего кольца стен. А потом бросился за угол, готовый бить мечом или Силой, спасая товарища от развоплощения.
Впрочем, кажется, Эир был цел и совершенно невредим, хотя кровь на алых одеждах разглядеть и нелегко. А в руках он держал… ещё одного майя?.. Но кого? Все остальные остались с Оромэ или ушли прочёсывать северные тоннели.
Нет, это был не майа… Это был… Один из Пробудившихся! Чёрно-огненный мундир, похожий на одежды орков, но куда более изящный. Кровь на рукаве, на штанах, на отвороте… Но он жив – Эир уже после того, как закричал, зовя товарища, всё же догадался остановить кровь. Но не слишком ли поздно? Сколько крови может потерять эльф, не потеряв жизнь? Как назло, все уцелевшие лекари остались с Оромэ.
Над головами то и дело что-то грохотало, а раненый эльф был без сознания. Куда ушёл Воитель? Нашёл ли он Врага? Требуется ли ему помощь?
Вдруг изумлённый крик вырвался уже у обоих майар. Завеса Тьмы вокруг заколебалась, задрожала и… исчезла! Все чувства, свойственные духам Эа, вернулись. Они теперь могли руководствоваться не только ощущениями воплощённого тела. И осанвэ.
- Воитель? Что происходит? Ты слышишь нас?
- Мой Враг повержен. Он заперт моей Силой в воплощённом облике. Что у вас случилось?
- Здесь эльф в мундире Утумно. Он сражался с Эиром, а Эир его ранил. Он жив, но без чувств. Что нам делать?
- (Проклятье, так это эльф мне попался по дороге? То-то мне показалось, что он очень уж непохож на одного из майар Мелькора!) Эир, останься с ним и найди безопасный… для эльфа… путь на поверхность. Позови Оромэ, может, кто-то из целителей ещё при нём. Тольгон, ищи в неразрушенных коридорах других эльфов, возможно, он был не один. Увидишь ещё кого-нибудь из них – старайся убедить сдаться, сообщи, что Мелькор уже пленён. Полезут в драку – постарайся действовать Силой, а не мечом, чтобы не причинить им серьёзного вреда. Чуть что – зови на помощь меня или остальных. Я сейчас попробую проглядеть те помещения, что отрезаны завалами. И срочно вызову Кователя. Мелькора надо сковать, пока он не очнулся, да и если нам придётся кого-то вытаскивать из-под руин, Кователь лишним не будет.
Поверженный эльф никак не желал приходить в себя. Олорин видел, что душа его ещё не рассталась с телом, но почему-то упорно не хочет воспринимать что бы то ни было от органов чувств. Жаль, что он имел дело в основном с болезнями духа и то исключительно у майар; серьёзные телесные повреждения у эльфа отсутствовали, их вылечил либо Эир, либо подоспевший к нему Тольгон. Но мало ли как эти повреждения могли сказаться в те несколько секунд, что не были излечены… Эльфы казались такими хрупкими по сравнению даже со слабейшими из майар…
- Вот же незадача, - пришла мысль Эира, к которой тот то и дело возвращался. – Пришёл сражаться за Детей Единого и чуть не убил одного из них. Хорош воин, нечего сказать.
- Эир, не думай под руку, - Олорин вновь просмотрел внутренним взором тело эльфа изнутри. Всё цело, кости не поломаны, сердце работает исправно, ничего серьёзнее разрывов мелких сосудов под кожей и порождённых ими синяков, нет. – Или думай о том, как этому эльфу повезло, что он не оказался просто-напросто под завалом. Камни эльфа от орка не отличают.
Эльф зашевелился. И тело его шевельнулось, и от разума к органам чувств протянулись серебристые нити, пока слабые, но крепнущие на глазах.
- Тебе повезло, что ты не оказался просто-напросто под завалом, - донеслось до Гэллара чьё-то осанвэ. – Камни эльфа от орка не отличают.
Он открыл глаза. Прямо над ним склонялся светловолосый, красивый не-эльф, глядящий на Гэллара с состраданием и некоторой долей раздражения, которое угадывалось и в его мыслях. Правда, большая часть этого раздражения была адресована не Гэллару, а кому-то ещё.
Эльф повернул голову. Рядом со светловолосым стоял… стоял именно тот враг, который одержал над Гэлларом такую лёгкую победу там, в коридоре. Меч врага находился в ножнах, а сам он смотрел на Гэллара совсем не так, как должен смотреть победитель на поверженного противника. Казалось, воин в огненном платье удручён своей победой больше, чем Гэллар – поражением.
Смотреть на пленников всем почему-то было особенно неловко. Четверо пленённых майар, полтора десятка эльфов и… один странный, худой, с полосатой чёрно-рыжей шерстью орк в изодранном мундире. Он, кажется, тоже считал себя пленником. Вылез из-под развалин рядом с Тольгоном, положил свой сломанный меч у ног майя и сел шагах в десяти на землю. От орка веяло тягучим безразличием ко всему:
- Устал. Ничего не хочу. Оставите в живых – хорошо, убьёте – ну и (какое-то горькое растение) с вами…
Убивать даже орка никто не хотел. Почти такое же безразличие и чувство неловкости владело большей частью победителей. Глядя вокруг, на разрушенную крепость, где сегодня вволю погуляла смерть, никому не хотелось добавлять в этот пейзаж ещё чью-то гибель. Даже орочью.
- Что будем делать с пленными? - не выдержал наконец Воитель.- С Мелькором – понятно, доставим его в Аман. Решать его судьбу в любом случае надо… коллегиально. А вот как поступить с остальными?
- Может, просто опустить их? - Кователь морщился каждый раз, как бросал взгляд на окружающие его руины. -Это не Мелькор, опасность, исходящая от них незначительна.
- Я не согласен, брат, - Охотник казался самым хмурым из всех. - Даже эльфы могут представлять угрозу, по крайней мере, для своих собратьев. Мы не знаем, чему обучил их Мелькор, а поражение наверняка обозлило и ожесточило если не всех из них, то некоторых (образ Гэллара). Орка, при всей его малозначительности, это касается тоже. И в несравненно большей степени – майар. Во-первых, скрылся неизвестно куда Гортаур, сильнейший из слуг Мелькора; а пополнять ряды его уцелевших сторонников нам нет никакого резона. Во-вторых, они и сами могут быть опасны куда меньше, чем Мелькор и Гортаур, но куда больше, чем эльфы и орки.
- Надеюсь, ты не предлагаешь их убить? – саркастически поинтересовался Воитель. – Мы уже взяли их в плен и тем самым обещали им жизнь. Я лично не собираюсь марать руки кровью даже пленного орка. И никому не позволю в моём присутствии.
- Нет, конечно. Но я думаю, что мы должны взять их с собой в Аман, и уже там, где есть время и возможность посовещаться со всеми, кто захочет высказаться, решать их судьбу. Да и их самих можно будет выслушать – не дело обвинять кого-то, не дав ему высказаться в своё оправдание.
Сооружение напоминало корабль, только лишённый мачты. Зато по бокам у него имелось два раскинутых в стороны серебристых крыла. Гэллар оглянулся на остальных пленников. Майар (всех их он раньше не видел, должно быть они служили Могущественному в других местах) выглядели безразлично, другие пленники держались поближе друг к другу, кроме орка, идущего самым последним. Неожиданно Гэллару сделалось жаль незнакомого орка – он-то здесь совсем один, в окружении майар, эльфов и врагов; ни одного соплеменника, неизвестная судьба… Гэллар отступил в сторону, пропустил мимо остальных эльдар, стараясь ободряюще улыбнуться каждому, и пошёл рядом с орком. Вспомнил слова наиболее распространённого из их наречий.
- Как тебя зовут? – поинтересовался эльф.
Орк вздрогнул. Видимо, не ждал, что эльф говорит по-орочьи. Среди соплеменников Гэллара желающих учить орочий язык больше действительно не нашлось. Зато Гэллар выучил три разных наречия и мог туда-сюда объясниться ещё на полудюжине похожих. Иной раз он думал, не сделало ли это его самого в чём-то похожим на орка… внутренне, разумеется.
- Шаггар, сотник, командир батареи огнемётных орудий.
Орк говорил, пожалуй, даже правильнее, чем сам Гэллар. Как раз на главном наречии орков Удуна.
- Мою батарею завалило, - добавил орк. – Я нашёл выход, сначала шёл, потом полз, когда выбрался – не чувствую Могучих, ни Владыки, ни Повелителя Воинов. А вокруг вражеские Могучие. Один ничего сделать не мог, положил меч и сдался.
Гэллар и Шаггар вслед за остальными взошли на борт серебряного корабля. Верхнюю палубу покрывал купол из прозрачного стекла, под который пришлось войти пленникам и сопровождавшим их майар Воителя. Дверь из серебристого металла и стекла закрылась, плотно прилегая к косяку. Гэллар вспомнил рассказ Мелькора, что на большой высоте воздух редкий, воплощённое тело страдает от кровотечения и нехватки дыхания, если его специально не защитить. Видимо, корабль был придуман специально для воплощённых. Они заранее готовились брать кого-то в плен? Или планировали что-то ещё?
Во время полёта Шаггар, воспринимавший плен до сих пор с наибольшим спокойствием, к удивлению Гэллара, перепугался, лежал на палубе лицом вниз и что-то невнятно бормотал. От прикосновений Гэллара, пытавшегося его успокоить, орк лишь вздрагивал и крепче вжимался в палубу.
Наконец Гэллар пожал плечами, поднялся и подошёл к светловолосому майя, который привёл его в чувство после падения крепости.
- Можно ли что-нибудь сделать, чтобы он не так боялся? – поинтересовался пленник. Он не стал пользоваться осанвэ, потому что тогда светловолосый прочитал бы и его собственный страх. – Заработает ещё какую-нибудь болезнь сердца или нервов за время полёта… Или вовсе помрёт.
Олорин кивнул. Он шагнул к орку, наклонился над ним, и орк замер. На миг Гэллар вздрогнул от испуга, но, приглядевшись, убедился, что орк дышит. Вражеский майя просто погрузил пленника в глубокий сон, в котором не бывает даже видений. Орку, так напуганному полётом, всё равно, скорее всего, снились бы кошмары.
Самого Гэллара полёт не пугал. Если бы не тщательно скрываемое беспокойство (что с нами сделают там, в Амане?), он бы даже обрадовался новым ощущениям. Небо на такой высоте сделалось почти чёрным, и в нём, несмотря на солнечный день, сияли звёзды. Гэллар обернулся на соплеменников… Как-то так получилось, что он почти не общался с другими эльфами Владыки, всё больше с орками, с Гортауром и похожими на него майар. И теперь даже не знал, кто из них погиб, а кто выжил. Шестерых он знал по именам, ещё восьмерых впервые увидел в день разгрома. Семь мужчин, пять женщин, двое подростков почти одного возраста – мальчик и девочка. Все четверо их родителей живы, это утешает. Сами дети, кажется, напуганы меньше других, больше других боятся именно родители, нетрудно понять – боятся за детей.
Интересно, что я не так подавлен, как они. Хотя находился в Твердыне с гораздо более давнего времени, видел возведение многих ныне разрушенных зданий и сооружений, знал многих ныне погибших орков или бежавших неизвестно куда майар. И вроде бы поражение и потери должен переживать сильнее. Но почему-то… почему-то почти не боюсь, разве что за нашу судьбу да за судьбу этого орка. И то не слишком. Если победители не убили нас после победы и так с нами возятся, вряд ли они расправятся с нам впоследствии. Мне, честно сказать, не верится даже, что они расправятся с Мелькором, хоть он для них гораздо опаснее.
Но то обстоятельство, что мы теперь в полной их власти, конечно… напрягает. Надо же, опять орочий оборот выскочил. Да и общее ощущение, пожалуй, как у дикого орка в клетке. Не убили, накормили, обращаются хорошо, но чего ждать от пленителей – непонятно.
Эир приходил сюда нечасто. Общаться с Гэлларом было удовольствием ниже среднего, особенно если эльф пребывал не в духе, а не в духе он пребывал почти всегда. По чести сказать, пленный орк и тот обычно был вежливее. Но Эира по-прежнему что-то время от времени тянуло сюда, на север Амана. То ли чувство вины, то ли странное любопытство, то ли смесь этих чувств и что-то ещё, чему не получалось дать название даже мысленно.
Половину земного круга назад они с Гэлларом в очередной раз встретились, пофехтовали, поспорили, как обычно разругались и разошлись, взаимно недовольные друг другом. И несколько месяцев Эир предпочитал общество других майар Воителя либо начавших появляться в Амане эльфов из числа откликнувшихся на призыв Владык. А потом, в один из дней ранней осени вдруг бросил все свои дела (оказалось, что ничего срочного, в общем-то, и нет) и отправился на север.
Дом Гэллар строить не стал и других не просил. Облюбовал себе пещеру, провёл туда из горячего источника неподалёку воду по деревянной трубе, сложил из камней загородку от ветра и дождя, чем и ограничился. Если не считать средств мытья, пещера Шаггара, тоже пленённого при штурме Цитадели, казалась уютнее.
У себя дома эльфа не оказалось. Майя прислушался к своему чувству живого и убедился: Гэллар был выше по склону, у пещеры орка. А когда прислушался, то убедился, что голоса обоих звучат как-то странно. Стоп. Они что-то поют. Причём Гэллар поёт орочьим голосом, насколько это вообще может даваться эльфу.
Шаггар не любил горячей воды, предпочитая брать для питья воду из холодного источника выше пещер. Но ему часто становилось скучно, и он спускался вниз, где жил единственный обитатель этой земли, готовый с ним общаться. Сегодня, когда орк подошёл к пещере Гэллара, его ноздри расширились, уловив совершенно неожиданный здесь, но чрезвычайно приятный нюху орка запах.
Судя по лицу эльфа, который словно раскусил какой-то кислый плод, он тоже чувствовал этот запах. Но кроме Гэллара больше никому было не сделать этого…
- Как ты умудрился? – прорычал Шаггар, глядя на котёл с торчащими из него трубками. От котла шёл тот же запах, что и от накрытого крышкой деревянного сосуда. Где-то в четверть ведра объёмом.
- Я жил в Твердыне, когда твоего деда ещё на свете не было, - усмехнулся эльф. – Неужели ты думаешь, что я не знал о таких проделках рабочих и солдат?
- Мог и не знать… При начальстве-то мы его не гнали, - продолжая принюхиваться ответил орк. – А ты был вроде как начальство. По крайней мере, откуда-то из верхних.
- Должно быть, я слишком много с вами общался. Мне уже тут один майя сказал, что в гневе я похож на орка, каким-то чародейством принявшего эльфийский облик. И я ведь единственный из эльфов Владыки сумел выучить ваш язык.
- Попробовать-то дашь?
- Конечно. Я его для тебя и сделал. Ты ведь вино не пьёшь…
- Да ну, кислятина одна, и слабая такая, что не чувствуется. Дай-ка, - орк потянулся к ёмкости.
- Погоди, - эльф достал кубок из горного стекла. Простой, но изящный. Плеснул «огненную воду» в него, налил до половины. – На, попробуй.
Орк сцапал кубок, поднёс к лицу и принюхался. Закрыл в предвкушении глаза и опрокинул в себя самогон.
- Ух! Язви твою душу! Хорош! – восхищённо прорычал он. Потом плеснул в кубок ещё, побольше, чем перед этим. И спохватился. – А ты-то?
- Да мне, знаешь, такое и нюхать нелегко…
- А ты не нюхай, ты пей! А то, что ж, я один да ещё и чужой самогон пить буду?
Гэллар достал откуда-то ещё один кубок, налил на треть, отвернулся в сторону, втянул относительно свежий воздух, задержал дыхание и опрокинул напиток в себя. Тут же закашлялся, согнувшись почти пополам. Орк похлопал его по спине, помог выпрямиться.
- Ну как?
- Змеиная кровь! – выругался эльф. – Хорошо, что я не попробовал заранее, решил бы, что где-то ошибся и сварил отраву. Как вы пьёте такое?
- Хилый вы, я погляжу, народ, - хмыкнул орк. – Это же самое что ни на есть мужское пойло. А вашей кислятиной из ягод только малых детей поить.
- Пойло и есть, по-другому не скажешь, - проворчал Гэллар, приходя в себя. – Тьфу, аж в жар бросило!
- И это только начало! – Шаггар оскалился, быстро налил по полкубка себе и эльфу. – Что ж мы, пьяницы, без здравниц пить? Твоё здоровье, эльф! Спасибо, что хороший самогон сварил!
Гэллар проводил взглядом опрокинувшийся в орочью пасть самогон, содрогнулся, потом с усмешкой отсалютовал кубком орку.
- Твоё здоровье, Шаггар!
Задержал дыхание и проглотил. На этот раз он был готов к ощущениям, и терпеть было легче. Но дух всё равно захватило. На глазах выступили слёзы.
Точно – эльф и орк что-то пели. Ориентироваться в смысле песни Эиру оставалось по отголоскам пения в осанвэ Гэллара, орочий язык он никогда не учил специально и понимал с пятого на десятое. Орк, хоть сознательно и не воспринимал буйный фонтан мыслей сотрапезника, но эмоции улавливал и с новой силой подхватывал один из маршей Удуна.
- Эй, огнемётчик, Вождь отдал приказ!
- Эй, огнемётчик, зовёт Твердыня нас!
И ещё что-то странное было в плескавшемся во все стороны осанвэ эльфа. Мрак побери, да он же пьян! И пьян не меньше, чем сидящий рядом с ним орк, а то и больше. Даже у Эира, стремительно взбиравшегося по склону, от льющихся сверху неразборчивых пьяных мыслей и эмоций слегка закружилось в голове. Он прикрыл получше своё сознание и, наконец, выбрался на скальную площадку.
- Ух, ты, Эррр! – удивился орк. Эльф сидел к Эиру спиной и обернулся только теперь.
- Добро пожаловать! – иронически приветствовал он появившегося майя. Рука, которой Гэллар сделал столь же иронический приветственный жест, уже особой точностью не отличалась, но голосом эльф владел в полной мере. Но, несмотря на иронию, откуда-то из глубины сознания эльфа на миг плеснула радость. Потом он взял свои мысли под контроль и почти закрыл их, но секунду он был действительно рад видеть старого… врага.
- Маловато самогону осталось, - мрачнея на глазах, пробормотал орк. Он по-эльфийски говорил, но с жутким рычащим акцентом, а теперь ещё и не вполне уверенно шевелил языком.
- Обижаешь! – расхохотался эльф. Он встал, покачнулся, но устоял, прошёл к глубокой трещине в скале и вытащил из неё мешок. А из мешка – ещё пару здоровенных деревянных бутылей. – Я заранее о запасе позаботился.
- Урра! – радостно завопил орк. – И гостя теперь есть чем угостить! Садись, Эррр, выпей с нами.
Вообще говоря, пить это, непонятно чем разящее пойло, Эиру совершенно не хотелось. Но, с другой стороны, не хотелось и обижать хозяев, в кои-то веки решивших проявить гостеприимство.
Через сорок земных кругов орк умер. Ему было уже за восемьдесят кругов, и он довольно заметно старел. Это быстро уничтожило надежду Гэллара, что этот орк родился долгожителем. Не повезло. С сородичами он так и не сошёлся. Кроме орка, единственный, с кем он общался, был Эир, старый… враг?.. или кто-то другой? Они время от времени встречались, фехтовали, спорили. Спор становился всё горячей, наконец, окончательно разругавшись, старые знакомые расходились. Когда на несколько месяцев, когда на круг или два. Потом, как бы невзначай, в одном из привычных мест встречались снова. И всё повторялось опять.
Как удунские орки хоронят своих соплеменников, Гэллар, находясь в Твердыне, не интересовался. Рабочие, кажется, просто бросали тело сородича в одну из печей, питаемых земным огнём, а воины… нет, не выяснял. А орк, всё-таки, был воином, хоть и прожил почти полжизни в плену.
Сколько камней удалось собрать поблизости – все их Гэллар навалил на могилу. Получилась груда в рост высокого эльфа. Заняло это немало времени, но его и так было с избытком. Среди камней он закрепил меч орка остриём вверх. Получилось неплохо – грубый, но яркий знак непокорности. Рано или поздно меч проржавеет под дождями и ветрами с моря, потом рассыплется в ржавый прах. Но пока он есть. Наверное, что-то надо сказать… Сородичи пели и придумывали стихи по всякому поводу, а вот у Гэллара это плохо получалось даже в молодости. Потом исчезло вовсе.
Когда Гэллар закончил свою короткую речь на орочьем языке (но она всё равно показалась ему нестерпимо длинной и высокопарной), меч на могиле вспыхнул в лучах заходящего солнца, словно окрасился кровью.
- Покойся с миром, которого ты при жизни не знал, - раздался голос за спиной Гэллара. Эльфа он бы услышал издали… значит, обладатель голоса создал себе телесный облик прямо на месте. Впрочем, гадать, кто это такой, не приходилось – Гэллар узнал его, даже не оборачиваясь.
- Не могу сложить погребальную песнь, - сказал Гэллар, не оборачиваясь. – Не умею. Отдельные строки, и то стихи, а не песня. Как листья, облетевшие с дерева.
Он мало жил, и жил в плену,
Таких две жизни на одну,
Но только полную тревог,
Он променял бы, если б мог…
Ты был в Чертогах Ожидания? Видел там души орков?
- Видел. Но Чертоги странно действуют на них. Их души спят и почти ничего не чувствуют. Не знаю, пытался ли Судия или кто-то из его майар пробудить их… А если и пытался, вряд ли у него это получилось.
- Может, оно и к лучшему. Если моё тело будет разрушено, я бы не желал простого возрождения. Наверное, больше всего я желал бы того, что вы говорите о Пришедших Следом – уйти неведомо куда. Но это невозможно. Я эльф, а не человек. Но вот судьба орочьей души меня вполне бы устроила. Я б хотел забыться и заснуть…
- Ты бы не хотел возрождения? Не хотел бы с помощью Повелителя Судеб разобраться в себе? Не хотел бы своей нити на Гобелене?
- Нет, не хотел бы. О чём бы я стал говорить с Повелителем Судеб или с кем-то из его майар? А, главное, зачем?
Ведь я живым не делал зла,
И потому мои дела немного пользы вам узнать,
А душу можно ль рассказать?
- Не делал? И уверен, что не сделаешь?
- Вряд ли. Тем, кому я хотел бы сделать зло, сделать его не в моих силах. А тем, кому я в силах его сделать, мне его делать незачем.
- Значит, ты всё ещё держишь зло на Аман и его повелителей?
- Разумеется. Они причинили зло мне и тем, кого я считаю своими – почему бы мне не желать зла им в ответ? Если бы они претерпели соразмерное ответное зло… скажем, если бы Древа Света погибли бы так же, как погибли Светильники, если бы смерть пришла во владения ваших Владык, а они чувствовали, что не могут защитить своих подданных от гибели, я бы почувствовал себя удовлетворённым и не искал больше мести.
- Знаешь, что меня пугает?
- Что же?
- То, что ты говоришь это совершенно спокойно и не источаешь гнева. Это ужасает меня сильнее, чем неистовая ярость орка. Что ты делаешь со своей душой, эльф?
- А какое вам дело до моей души? Моя душа принадлежит лишь мне, и я могу делать с ней всё, что моей душе будет угодно, - Гэллар мрачно засмеялся получившемуся неуклюжему, но точному повтору слов.
- Нам, раз уж ты заговорил о нас всех, есть до этого дела. Мы и начали войну для того, чтобы спасти тела говорящих от разрушения и гибели, а души от Тьмы Мелькора.
- А вы не считали, сколько говорящих, - Гэллар, чтобы сделалось полностью ясно, кого он имеет в виду, указал на могилу орка. – Погибло в этой войне? Их душ вы не спасли, они лишь погрузились в бесконечный сон, тела их страдали и погибли раньше срока.
С того момента, как, очнувшись, он осознал поражение Твердыни и её Владыки, Гэллар жил в каком-то оцепенении чувств. Что-то похожее на эмоции пробуждалось во время споров с Эиром, нехотя, словно из чувства долга, а потом засыпало снова.
А вот после смерти Шаггара словно что-то всплыло в его душе из тайных глубин. За годы плена он почти не общался с другими майар, кроме Эира, но как-то слышал короткий рассказ одного из служителей Владыки Моря – как от содрогания дна в открытом море появляется волна и стремительно расходится в стороны. На морской глади, там, где море глубоко, её почти не видно. Но когда волна доходит до мелководья, она встаёт на высоту высочайших деревьев и со страшной силой крушит берега.
Гэллар впервые спустился к берегу моря. Где-то там, за бескрайней гладью, находился берег Эндорэ. Вплавь не перейти, даже быстрокрылый небесный корабль преодолел это расстояние за несколько часов. Плыть на морском корабле, которого у Гэллара нет, наверное, займёт не одну неделю, а может и несколько месяцев. А в одиночку достаточно большой и надёжный корабль не построить и тем более не удастся управлять им.
С другой стороны – а зачем ему надёжный корабль? Для безопасности? Но безопасности теперь всё равно не будет, да она и в лучшие времена не слишком-то Гэллара интересовала. А небольшой корабль построить можно. Припасы нужны всего лишь на одного человека, к тому же по пути можно ловить рыбу.
И дождаться поздней весны – чтобы идти по спокойному морю.
Спокойствие – спокойствием, а вот отдельные штормы случаются и летом. Никуда не денешься. Два дня Гэллар то пытался удержать корабль на гребне волны, чтобы его не захлёстывало, то вычёрпывал воду. Потом шторм утих, можно было спокойно чиниться и снова взять направление на восток. Ветер, хоть и неустойчивый, был почти попутным, правда, заставлял отклоняться к югу.
Был это берег материка или какого-нибудь из островов в океане, Гэллар не знал, и потому не спешил расставаться с кораблём. Загнал его в тихую гавань, куда не достанет даже сильный шторм, где и оставил. С собой взял изготовленные в Амане копьё и лук для охоты и свой удунский меч, сделанный Гортауром. Не для охоты.
Невысокие горы и покрывающие их, должно быть, вечнозелёные в этих краях леса уходили далеко на восток – насколько это вообще было доступно эльфийскому глазу с вершины. Значит, либо это очень крупный остров, либо всё-таки часть континента. Идти на северо-восток, пока не доберёшься до северных земель, а там уж сориентируешься и найдёшь развалины Удуна. Идти долго, да и торопиться, скорее всего, некуда. Можно даже побродить по этим землям, и при Мелькоре и сейчас пребывавшим вне внимания сильных мира сего.
Здесь, между двумя горными грядами разлилась, превратившись во множество неглубоких озёр и заросших болот, большая река. Теперь предстояло решить – идти вдоль неё по горам, либо спуститься и пересечь широкую затопленную долину и продвигаться дальше на восток. Интересно, что там, в этой долине? И, в конце концов, я никуда не тороплюсь, можно и посмотреть.
Когда на свет появилось это существо? Наверное, во время Весны Арды. Кто его создал или оно само за эпохи творения приобрело такой облик, Гэллар понять не мог, не мог и оторвать взгляд. Шагающий дом, до середины туловища погружённый в воду. Чешуйчатая кожа, длинная, как у змеи, шея, которой чудище либо что-то вылавливает из-под воды, либо обгладывает верхушки растущих из неё гигантских хвощей.
Да, этот дальний юг Арды – какой-то затерянный мир, кусок глубокой древности. Недаром Мелькор говорил, что для Могуществ, когда они творили Арду, тысячи земных кругов были как один день для эльфа. Насколько долгой была Весна Арды и предшествующие ей Дни Творения, Гэллар до сих пор в полной мере не представлял. Знал, но не чувствовал. Почувствовал лишь тогда, когда увидел существо из древних эпох.
Вспомнил знакомых майар – и удунских, и вражеских. А они ведь древнее Арды, они были в чертогах Единого, ещё когда не существовало материального мира. Что воплощённый облик, что видимые Гэлларом их действия, сколь угодно удивительные – это всё поверхность. В глубине – огромные бездны памяти и опыта, непредставимого никому из живых. Правда, судя по их поступкам, куда более короткие память и опыт живых тоже малопредставимы для айнур. Мы живём слишком быстро и слишком быстро меняемся, вот в чём, наверное, дело. Впрочем, может быть, всё намного сложнее, чем я думаю.
На плоскогорье таких тварей было меньше, но что-то всё время тревожило чувства Гэллара, и потому он не торопился отсюда уходить. Что-то похожее на то, как он поначалу воспринимал Твердыню, но гораздо слабее. Если здесь живёт кто-то из Могуществ, пусть даже младших, это довольно любопытно. Вряд ли это обитатель Амана, и вряд ли один из сторонников Мелькора. Попробовать найти его и познакомиться? Неплохое решение. Нескучное.
- Я стараюсь не допускать северных животных в эти земли. Большую часть отгоняю от границ, тех, кто всё же просачиваются, рано или поздно съедают здешние хищники.
- А в чём причина опасности нынешних животных для древних? – поинтересовался Гэллар. Он предпочитал говорить словами, когда убедился, что собеседник понимает его. Почему-то в Эндорэ ему казалось правильнее говорить так. – Они сильны и быстры, их повадки незнакомы пришельцам… Местные привыкли к здешним условиям.
- Они хладнокровные, - пояснил майя, на глазах овладевая речью воплощённых. Но, кажется, ему всё же было не очень удобно так говорить. Он снова перешёл на осанвэ. - Ночью они слишком глубоко спят. Те, кто покрупнее, сохраняют тепло и могут действовать, если их разбудит какая-то угроза. А вот те, кто поменьше или детёныши больших животных – нет. Они будут слишком вялыми и слишком лёгкой добычей для теплокровного, даже небольшого, который может охотиться и ночью. У крупных ящеров и их детёнышей слишком большая разница в размерах. Взрослые скорее затопчут сослепу маленьких, чем смогут защитить их от врага.
Обиталище Владыки Юга напоминало… один Мелькор знает, что оно напоминало. Изглоданные ветром столбы песчаника посреди плоскогорья, а среди них ямы, ходы, закрытые какой-то непонятной тканью, где жёлтой, где серой, где прозрачной. И сам Владыка, убедившись, что Гэллар его не боится, принял облик огромной змеи – толщиной больше чем бедро эльфа и длиной шагов в тридцать, не меньше. Кажется, так ему было проще, чем в облике подобном эльфийскому.
- Это, знаешь ли, было очень неприятно, - заметил Владыка. - Когда Мелькор накрыл Эндорэ своей завесой, я, признаться, запаниковал. Не сразу догадался, откуда это взялось, и какой оно вообще природы. Даже думал отправиться на север и при всей нелюбви между нами, попытаться убедить его убрать Тьму. Хотя бы с моих владений. Но пока собирался, она исчезла сама.
- Мелькор сейчас в плену, в Амане. Боюсь, он там пробудет еще немало.
- Я бы солгал, если бы сказал, что мне его жалко. Мне не понравилось ни то, что пытались сделать мои западные собратья во время Дней Творения, ни Сокрушение Светильников. Я тогда удержал от разрушения часть своей земли, да потом ещё долго восстанавливал разрушенное. И всё ждал, что Мелькор явится и здесь утверждать свою власть. Тогда бы я, наверное, присоединился к Западным Владыкам. К счастью, ему не было особого дела до Юга, он слишком занят был укреплением своих владений на Севере.
Текст весьма отрывочный, со времён первого написания практически не дорабатывался.
читать дальше
Неведомое существо впереди дышало чем-то тяжёлым, горячим, опасным… Гэллар застыл на месте, не в силах двинуться с места: впервые в жизни он чувствовал такой сильный разлад в собственных чувствах. Глазами он видел гору, высокую и могучую, со странными, слишком правильными, очертаниями некоторых утёсов. И при этом чувствовал впереди не просто скопление камня, а что-то… живое, может быть даже сознающее. Хотя сознание его слишком отличалось от сознания Гэллара и других говорящих. Или сама гора или что-то в ней жило, чувствовало, возможно, даже мыслило. Правда, при попытке представить мысли горы эльфу делалось очень неуютно.
Живое впереди разделилось: что-то оставалось в горе, а что-то приблизилось. Приближалось оно слишком быстро, так что Гэллар не смог бы бежать, даже если бы захотел. Но он не хотел показывать страх, тем более что это непонятное приближающееся живое так отличалось от всего виденного, что вызывало скорее изумление, чем испуг.
И оно было не просто живым, а разумным. Оно – тёмное пламя в ореоле из тьмы – остановилось перед Гэлларом. И… заговорило? Похоже, да: во всяком случае, вспышки пламени сделались странно ритмичными, в них угадывался какой-то порядок, который звал разгадать его, понять, что скрыто за этими вспышками. А потом пришло «соприкосновение мыслей» - неведомый пытался своим разумом коснуться разума Гэллара. И эльф ответил:
- Кто ты?
«Сила. Горный обвал, сметающий на своём пути деревья в пять обхватов толщиной. Буря, поднимающая на море волны в пять, в десять раз выше, чем рост эльфа. Заснеженная вершина огромной горы, внезапно одевающаяся в пламя. Изменение. То, что меняет живые создания не за время жизни сотен поколений, а внезапно. И большая часть изменённых гибнет, а выжившие, стремительно размножаясь, завоёвывают новые пространства. Я был прежде мира – бескрайняя пустота и мрак, в котором внезапно вспыхивает свет, багровое пламя, холодное и одновременно обжигающее».
Кажется, Могущественный понял, что погорячился. Во всяком случае, он уже не пытался дышать пламенем и не излучал сердитых мыслей. И, кажется, ему понравилось, что Гэллар не обиделся и не ушёл. А однажды Гэллар наткнулся на Могущественного, когда тот принимал облик, похожий на облик говорящих.
Правда, сходство это пока что было больше в общих очертаниях. Тьма и пламя перемешались полосами и сгустились в фигуру с двумя руками, двумя ногами, туловищем и головой. Почти вдвое выше Гэллара ростом. Пожалуй, так Могущественный выглядел ещё внушительнее, чем облике тёмной тучи, хоть и здорово уменьшился в размерах. И он явно заметил Гэллара.
- Ты хочешь быть как мы?
«Я хочу попробовать. Другие, подобные мне, иногда принимали телесный облик, но я не любил это делать. Возможно, я ошибался. Если я собираюсь говорить с подобными тебе, то стоит попробовать».
Могущественный ещё уменьшился в росте. В огненных и тёмных полосах проглянуло лицо, потом исчезло, потом появилось снова. Более чёткие очертания тела. Тьма и пламя уже не клубятся вокруг, а обволакивают появляющееся существо тонким слоем, наподобие тех плащей, что делают говорящие из растительных нитей. А потом вдруг гаснут и окончательно превращаются с чёрную ткань с блестящими на ней огненными камнями.
Перед Гэлларом стоял некто, похожий на эльфа, но выше на голову самого высокого из известных Гэллару эльдар. Просторный чёрный плащ окутывал фигуру словно облаком, в котором сверкали огни. А когда Могущественный шагнул вперёд, полы плаща взлетели за спиной, словно два чёрных крыла.
- Ну как? – замерев на месте, Гэллар не сразу понял, что Могущественный обратился к нему не мыслями, а голосом тела. И голос этот был таким же громоподобным, как «голос разума».
- Слишком громко, - неожиданно рассмеялся Гэллар. – Впечатляет. Очень даже.
Существа внизу, в скальной чаше, были похожи на животных и вместе с тем на других говорящих. Две руки, две ноги, туловище, голова. Но слишком массивное тело, всё покрытое короткой шерстью, чёрной, серой, рыжей… И глаза, похожие на глаза говорящих, но слишком большие или, наоборот, слишком узкие. И почему-то среди этих глаз нет ни голубых, ни зелёных, ни серых. Много чёрных, много жёлтых, как у диких зверей, иногда попадаются карие. И все пристальные, как у готовящегося к нападению хищника.
И голос у них странный. Они рычат друг на друга и огрызаются, но слишком внятно для обычных звериных голосов. Как будто… да, как будто пытаются говорить, но у них не слишком получается. То ли глотка устроена так, что им это делать неудобно, то ли разума не хватает.
Интересно, как они поведут себя, если увидят существо, похожее на них? И прежде, чем Могущественный успел что-то сказать, Гэллар спрыгнул на уступ внизу. Он всегда хорошо прыгал. И ещё ниже. И ещё.
- Знаешь, мне кажется, что они хотят говорить… ну, некоторые из них.
- У них много звуков-знаков, - кивнул Могущественный. – Больше, чем у любых других зверей, если те, конечно, не воплотившиеся духи. Если они научатся соединять их в сложные сочетания, это будет вполне речь, быть может, даже не хуже вашей.
Гэллар усмехнулся. Это вряд ли. С другой стороны… им овладел новый приступ любопытства: а вдруг? Только вот как их учить? Игра с ними была весёлой, но опасной. Слишком хищная повадка была у этих созданий, когда они пытались его ловить. И слишком неприятным разочарование – в голосах после неудачи. И клыки. И когти на лапах. Попадаться в эти когти явно не стоило.
- Я бы попробовал выучить их речь… а, может даже и научить их своей. Но вряд ли они смогут спокойно слушать.
- Я огражу тебя так, чтобы они не могли причинить тебе вреда, - отозвался Могущественный. Значит Гэллар прав – эти существа действительно опасны. – Думаю, со временем они к тебе привыкнут. Хотя бы некоторые. Тогда вы попробуете поговорить друг с другом.
Странный высокий… видимо, всё-таки, самец, с двухслойной в некоторых местах гладкой кожей и со светлыми волосами на голове стоял за невидимой стеной, которую Гуурукх никак не мог пересечь. Он был чем-то похож на соплеменников Гуурукха, но слишком уж тонок и длинён. Соплеменников есть нельзя, если нет слишком уж сильного голода – это Гуурукх знал. А съесть светловолосого было невозможно – невидимая стена пропускала свет и звук, но не пропускала ни тела урру, ни брошенный камень. В скором времени урру, убедившись, что добраться до светловолосого нельзя, убрались из расщелины и бродили по каменному лабиринту, дожидаясь очередной кормёжки, затевая шуточные или настоящие драки, спариваясь, присматривая за детёнышами, приучая их к бегу и лазанию по скалам. Остался один Гуурукх. Во время, свободное от кормёжки, борьбы или развлечений с самками, он спускался в расщелину и каждый раз находил там светловолосого. Подходил поближе, дотрагивался до незримой стены и снова убеждался, что она непроницаема.
Интересно, зачем тут светловолосый? Сначала урру пытались поймать его и съесть, когда он спускался со скал в их убежище. Но светловолосый был слишком ловок и проворен. Когда он появился в расщелине и не пытался убегать, урру решили, что глупая добыча наконец-то попалась. Но их остановила невидимая стена. А чего хотел сам светловолосый? Похоже, он не ел урру: во время погони светловолосый мог напасть на кого-нибудь из неосторожно отделившихся от стаи, но не делал этого. Мог, спустившись во время отдыха племени, поймать кого-нибудь из детёнышей, но не пытался. Может, он травоядный? Или уже пробовал других урру, но они не пришлись ему по вкусу?
Сам не понимая зачем, Гуурукх остановился прямо напротив светловолосого и недовольно прорычал:
- Кто ты? Зачем ты здесь? Почему глаза мозолишь?
Светловолосый вздрогнул было, но тут же… зазвенел, забулькал? В общем, стал издавать какие-то переливчатые звуки, а потом вдруг зарычал почти как урру. Теперь вздрогнул Гуурукх – странное существо с той стороны пыталось говорить как его соплеменники.
- Я вижу вас, - светловолосый поправился. – Смотрю на вас. Хочу знать, как вы говорите. Как вы живёте. О чём думаете.
Гуурукх зарычал опять, на этот раз удивлённо. Повадки урру светловолосый мог изучить и так, наблюдая за ними сверху, с гладкой стены, на которую ни один из урру не мог забраться. А зачем ему знать, о чём урру думают? О добыче, о самках, о детёнышах (когда те слишком досаждают или когда охота с ними повозиться)… Гуурукх покачал головой, почесал лапой в затылке. Ему сейчас почему-то захотелось думать не обо всём этом, а о светловолосом. Для чего ему думать об урру и говорить с ними? Один он такой или есть ещё другие, такие как он? Что светловолосый делает, когда не появляется у обиталища урру? Думает об урру? О других светловолосых? О каких-то других вещах? Очень странное чувство: я думаю о светловолосом, а он думает обо мне. И я знаю, что он думает обо мне, и он знает, что я думаю о нём.
- Это очень толковый орк, - заметил Гэллар, когда вернулся. Время от времени он слегка морщился: от долгого рычания уставали язык, скулы и гортань. – И у них действительно есть своя речь. В ней не так уже много слов, я почти все их выучил за один день. А есть другие стаи, подобные этой?
- Есть. Эту я пока держу среди скал. Иногда кормлю сам, иногда позволяю забредать сюда горным животным, чтобы они не отвыкали охотиться. Ещё одну стаю держу в лесу, на берегу озера. Правда, эти существа не любят воды, да и дневной свет в большинстве своём переносят неважно. Третья стая живёт в тундре, к северу от гор. И у меня есть мысль поселить орков среди рек и на берегу моря, если их всё-таки удастся приучить к воде.
- Урру говорит, что есть какие-то другие стаи…
- Да, в этих горах обитают и дикие орки. Сперва я думал переловить и вернуть беглецов, потом мне стало интересно – а как они могут жить сами по себе? Оказывается, не так уж плохо. Больше страдают от голода и нападения хищных зверей, чем мои орки, но зато хитры, храбры и выносливы. Быть может, стоит дать им ещё поразмножаться несколько поколений на воле. Ещё когда я творил их, я сделал их сущность изменчивой, так что орки могут приспосабливаться к любой жизни гораздо быстрее любых других зверей. Уже через пять-шесть поколений эти изменения могут стать весьма заметны.
Гэллар поморщился.
- Тебе что-то не нравится?
- Некоторые из них… особенно, этот, Гуурукх, - эльф как мог воспроизвёл имя орка. – Мне вполне понравились. Однако… очень уж они жестоки, Могущественный. Даже к членам своей стаи, не то, что к другим живым существам. Боюсь, дикие орки ещё свирепее нравом.
- Это верно.
- Я подумал… Ты говорил, что хочешь в скором времени предоставить этому племени свободу жизни в горах при условии признания ими тебя главным. Но горы опасны, а сильнейшей из опасностей будут дикие орки. У них даже есть орудия из камня и дерева, и они куда больше привыкли к засадам, стычкам и охоте.
- Я подумаю над этой задачей.
Блестящий клык, который принёс светловолосый, был длиннее и намного острее тех «каменных клыков», которые делали в племени Гуурукха, стремясь усилить мощь рук. И уже на третий день свободной охоты в горах (пока что Могучий выпускал лишь взрослых охотников, а остальных снова закрывал в обиталище) Гуурукх убил этим блестящим клыком горную кошку, стремительную, сильную и опасную. Сам получил несколько глубоких царапин, но и только. А если бы был с «каменным клыком» или острой палкой, в лучшем случае заработал бы несколько болезненных ран. Гуурукх вспомнил, как однажды возле обиталища, когда он сам ещё не вошёл полностью в мужскую силу, поселилась такая же кошка. Могучий почему-то не прогнал её, может, хотел посмотреть, что будут делать орки. Туффар, сильнейший боец племени, ещё с двумя взобрался к пещере кошки и убил её. Но эта тварь исполосовала когтями всю грудь одному из бойцов, второй от испуга свалился в пропасть, а Туффару кошка вырвала из левой руки кусок мяса. Но шею ей Туффар всё равно сломал. А потом едва не истёк кровью, но всё-таки выжил. И с тех пор всегда таскал «каменный коготь» с собой, хотя раньше презирал сделанное руками оружие, полагаясь на свою неимоверную силу.
Впереди стеной вставала Тьма – не та, которую можно было видеть глазами воплощённого тела, но та, которая глушила все остальные чувства, проникающие в суть вещей. А без этих чувств видимое могло быть обманом, да и само по себе становилось куда более серьёзным препятствием.
В этой Тьме ощущалась Сила её создателя – могучая, грубая, всесокрушающая. Ударить по завесе Тьмы соразмерной ей Силой – значит вызвать непредвиденные последствия. Как в час крушения Светильников, когда столкновение Сил меняло облик земли и моря, а животворный свет превращался в смертельное излучение… Нет, это не выход. Если армия Амана будет использовать такие Силы на всём своём пути, разрушенной окажется вся северная часть мира, да и остальным землям изрядно достанется.
Ещё несколько мгновений Охотник и Воин смотрели на стену Тьмы впереди, а потом одновременно шагнули в неё, а в их воплощённых телах на миг замерло дыхание и, кажется, даже сердца пропустили удар.
Шаг, второй, третий. Дыхание и сердцебиение выравниваются. Сверкающий строй майяр позади нарушился. Самые решительные шагнули следом за вождями почти сразу, некоторые медлили, собираясь с силами и с духом.
- Пфф, - только и смог выдохнуть Гэллар. Окружающее неуловимо изменилось. Потом он сообразил – пропало Незримое, то, что он чувствовал силами фэа. Он видел глазами и слышал ушами, но только с помощью телесных органов чувств мог теперь воспринимать окружающее. Интересное, но… неприятное… ощущение. – Могущественный, это ты сделал? Как? И зачем?
Осанвэ словно натолкнулось на стену, не в силах выйти за пределы его роа. И Могущественный не отвечает, похоже, не слышит. И сам не излучает мыслей, даже на грани восприятия.
- Могущественный! – позвал Гэллар, в первую очередь для того, чтобы убедиться: голос всё ещё при нём. Мало ли…
- Это сделал я, Гэллар. Подозреваю, ты почувствовал.
- Да, и ещё как! Но зачем?
- Мои враги с того берега Моря начали войну. Сейчас их войско высаживается на берегу Эндорэ. А я накрыл всю земную сушу завесой Тьмы, которая глушит ощущения духа. Даже ты почувствовал это, а для майар, тем более Валар всё будет ощущаться ещё острее. У них-то оглушённых чувств куда больше, и они куда сильнее привыкли полагаться на них. Зато оркам на эту завесу наплевать. И мои майар обучены воевать в ней и используя её.
- Я понял, Могущественный… А какой службы ты ждёшь на этой войне от меня?
- От тебя? – Могущественный явно удивился. – Вообще говоря, я не ждал от тебя никакой службы. Твоих соплеменников я уже успел укрыть в подземельях Цитадели. Вы не орки, вас мало, а сражаться вы почти все, кроме тебя самого, не обучены. Даже в ближнем бою самый слабый из майар будет сильнее и быстрее тебя. Даже израненный, на грани развоплощения, он, в лучшем случае, будет равен тебе по силам. А в войске Амана больше майар, чем эльфов в Удуне. Я думаю, лучшее, что ты можешь сделать, это спуститься в укрытие вместе с остальными эльфами.
Гэллар помрачнел.
- Когда налицо опасность, должен быть порядок, чтобы беспорядком не увеличивать её. Если таков твой приказ как старшего, я подчинюсь. Но я не желаю прятаться. Если твои враги хотят разрушить Удун, значит, они враги и мне, и я готов сражаться против них. И хотя, как ты говоришь, от моего оружия в бою мало толку, я бы хотел служить тебе как воин.
- Я подумаю, Гэллар. Полагаю, пройдёт ещё не один день, а, может, и не один десяток дней, прежде чем враги подойдут к стенам Твердыни. Если они вообще доберутся до них. Впрочем… пока ты можешь обойти укрепления Цитадели и осмотреть те машины, что должны приводить в действие орки. Если что-то будет непонятно для тебя, можешь спрашивать – я дам тебе знак, гласящий, что тебе должны повиноваться. Возможно, в какой-то из моментов боя ты сможешь заменить одного из командиров. Или помогать мне управлять ими.
Олорин дышал тяжело, и каждый вздох отзывался не только в теле, но в фэа. Дело было не в пепле, заполнившем воздух, хотя горящий лес оказался малоприятным препятствием для армии Амана. Просто с каждым шагом вперёд к нему возвращалась мысль о том, что он всё глубже уходит во Тьму, сквозь которую видно лишь с помощью глаз воплощённого тела, а сейчас, в дыму и летящем пепле даже ими очень неважно. Такой Тьмой его уже однажды накрыло, когда рухнули Светильники. Должно быть, он оказался в какой-то момент не слишком далеко от Восставшего. Тот мрак и ужас, что тогда царили вокруг него, были сродни нынешним и вызваны той же причиной.
Когда говорили о походе на восток Арды, участие в нём решились принять прежде всего майар Оромэ и Тулкаса. Потом нашлись добровольцы и среди иных Младших Стихий. В основном, Ауле и Намо. Именно тогда Олорином овладело желание побороть давно терзавший его страх и встать с ним заново, лицом к лицу. К тому же теперь он будет не один. Кажется, это была не очень хорошая мысль.
Больдог пересчитал бойцов. Их осталось не больше дюжины, а ведь пять часов назад в бой вступила полная сотня. Слишком губительным было оружие врагов, пришедших с запада, и сами они – слишком сильны и быстры даже по сравнению с лучшими из специально выращенных и обученных орков Владыки.
А ведь его сотне, а также двум другим, истреблённым почти полностью, пришлось столкнуться лишь с тремя из врагов и, кажется, не с самыми сильными. Во всяком случае, не от их действия земля дрожала под ногами, а где-то на севере зарево полыхало во весь горизонт. Тем тысячам, что находились там, Больдог даже из своего, весьма малоприятного, положения совершенно не завидовал.
- Стройся! Следом за мной – бегом марш!
Все повиновались. Впрочем, Больдог умел добиться послушания. А своего опасения насчёт того, переживёт ли это послушание столкновение с тяготами настоящей войны, никогда не выказывал внешне. Впрочем, у уцелевших орков, а это были отнюдь не дураки, особого выбора не имелось. Только Больдог, единственный уцелевший сотник, знал, где находится ближайшее убежище. И тоннели, ведущие из него в Твердыню. На поверхности земли становилось слишком опасно.
Издалека донёсся оглушительный грохот. И даже чувства, оглушённые Тьмой Мелькора, что-то ощутили: невиданное высвобождение скрытого в любой материи огня. Сама сущность материального мира плавилась там, как в сердце Солнца и звёзд, извергая во все стороны убийственный свет, жар, а следом за ними – ударную волну. Если кто-то из майар находился поблизости от Извержения Сил, они почти наверняка развоплотились. А «медленные лучи» такого Извержения могут убивать воплощённых не сразу и надолго заражать местность.
Странно, что завеса Тьмы никак не прореагировала на подобное. Нанести такой удар – нужны возможности самого Мелькора и всё это сказалось бы на других проявлениях его Силы. Какая-то природная случайность, возможная в искажённых землях? Трудно представить, что это может быть.
С вершины горы Гортаур видел, как в долине вспыхнуло пламя Извержения Сил, со дней творения заключённых в недрах вещества. Столб пламени, дыма, измельчённой и раскалённой материи поднялся выше того пика, на котором он стоял, а ударная волна внизу сметала деревья и скалы, превращая центр долины в первозданный хаос. Он усмехнулся. Кое-кто из майар должен был находиться именно там.
Потом ощутил воздействие на своё тело «медленных лучей», идущих от взрыва. Обернулся, крикнул помощнику:
- Убери орков! Пусть скроются в складках местности.
Живые существа не ощущают действие «медленных лучей», но оно для них неполезно. Своё-то тело Гортауру починить несложно. Впрочем, если этот отряд орков протянет пять-шесть дней, его задачу можно будет считать выполненной. Сейчас важно другое – в какую часть валинорского войска пришёлся удар оружия Владыки и какой вред он смог нанести врагу.
- Ну, как это было?
- Потрясающе! – Гортаур посмотрел на Владыку с восторгом. – Никакого возмущения в Силе и вдруг – страшный удар, равный возможностям сильнейших из Валар. Признаться, я не особенно верил в эффективность оружия, не связанного с моей или твоей Силой напрямую, Владыка.
Воин шёл сквозь место, недавно поражённое Извержением Сил. Невидимые лучи пронзали его тело, разрушая жизненные связи в нём, но у него хваталось сил каждый раз восстановить их. Но чем ближе к центру Извержения, тем чаще это приходилось делать.
Здесь ударил Восставший? Почему-то Воин был уверен, что это не так. Если и ударил, то не своей силой напрямую, а каким-то способом освободив силы, заключённые в самом веществе. И подготовить такое надо было заранее. Даже имея в своём распоряжении все возможности Мелькора.
Проклятая завеса не давала использовать осанвэ на больших расстояниях, только совсем близко. А в этом случае проще перенестись вплотную и говорить словами.
- Олорин! Ты видел, как всё произошло?
- Да, - майя содрогнулся всем телом. Стоящая рядом с ним целительница из учениц Ваны уже справилась с повреждениями, да и сам Олорин, не будь он так растерян, сумел бы излечить себя.
- Соберись, Олорин, - долго нежничать у Воина не было времени. – Это очень важно.
Взгляд майя прояснился. Видно было, что он пытается взять себя в руки. И даже действительно обхватил себя за плечи руками, чтобы перестать дрожать. Стоящая позади него целительница положила ему руки на плечи, делясь силой и теплом, стараясь внушить спокойствие. Олорин обернулся и благодарно улыбнулся ей.
- Я слушаю.
- Я хочу узнать, что было непосредственно перед извержением Сил? – сказал Воин. – Ты видел или слышал что-нибудь необычное?
- Да, Воитель, слышал. Высоко в небе – могучий гул и грохот рассекаемого воздуха, словно небесный камень пробивается через воздушный океан. А потом – вот этот жуткий удар.
- Откуда двигался этот гул?
- Мне кажется, с юга.
- Понятно. Спасибо, Олорин. Оставайтесь пока здесь, если увидите кого-то из раненых майар, окажите им помощь. Не двигайтесь дальше к Удуну, это слишком опасно.
Воин как будто неторопливо шагнул, а вот он уже на краю поляны, за две с половиной тысячи обычных шагов отсюда. А вот уже и не видно его. Он направлялся на юг.
Больдог выбрался из-под обломков на третьи сутки. Всё-таки, боковой отнорок не завалило, хотя бушевавшая на небе и в земле буря оказалась страшной. Такое ощущение, словно кто-то бил прямо в подземное убежище, в то место, где находились шахты для неведомого оружия Владыки. И если этот кто-то так разошёлся, должно быть, единственный выстрел Больдога причинил аманцам серьёзные неприятности. Есть чем гордиться.
Только вот что делать теперь? От грохота подземной бури, от голода и пережитого страха у Больдога кружилась голова. И был он совсем один в местности, заполненной обломками камня и поваленными деревьями. Кажется, неподалёку отсюда был родник, но его вполне могло засыпать во время обвала. Или он пересох от небесного пламени. Ладно, разберёмся. Ноги не держали, и Больдог пополз.
Удача! Русло ручья завалило камнями, но зато образовалось небольшое озерцо. А в нём кверху брюхом плавала рыба, должно быть, побитая громами и молниями аманцев, крушивших подземное убежище. И вряд ли она успела испортиться настолько, чтобы её совсем нельзя стало есть. А раз есть еда, значит, будем жить. Больдог приободрился, сел у озера, собирая остатки сил для броска за рыбой. Плавать он, как и все орки, не любил, но, в отличие от большинства, умел.
Вот и внешнее кольцо укреплений Удуна. Скалы, превращённые в крепостные стены, башни, не сложенные руками, а растущие прямо из утёсов.
Армия майар во главе с Воином и Охотником кажется перед этой твердыней малочисленной кучкой напуганных существ. Кое-кто из них действительно напуган. Кое-кто уже успел, развоплотившись, побывать в чертогах Намо. И не у всех развоплощённых достало к этому моменту храбрости вновь покинуть чертоги, не говоря уже о том, чтобы присоединиться к войску.
Гортаур, глядя с вершины башни на врагов, не склонен был легко оценить их. Они дошли сюда. Дошли, сокрушив по пути армию орков, выдвинутую через северные земли им навстречу. Разрушив большую часть шахт с оружием Владыки прежде, чем они успели выстрелить и не повернув даже после удара из уцелевшей шахты. А Извержение Сил могло впечатлить даже Валу, не то что майя. Дошли сквозь сотворённую Мелькором завесу, которая лишала их большей части сил, позволяющих воздействовать на материю Арды. Впрочем, возможности Воина и Охотника впечатляли даже сейчас.
Ждать удара смысла не имело. Руководство для орочьих командиров, которое составлял сам Гортаур, гласило: «Не должен командир от врага первого удара ждать, ибо удар этот к тому может привести, что и противиться врагу забудешь». Гортаур повернулся к северу лицом, поднял руки над головой и в небо рванулись две струи пламени – зелёного и багрового цвета. Всего лишь сигнал, но видно его отсюда и до горизонта. Видит, наверняка и Мелькор в цитадели.
Первая линия защиты – без магических наворотов. Просто гладкие склоны, по которым даже большинству майар подниматься нелегко, а навстречу из множества открывшихся в стенах отверстий катятся брёвна и валуны. Их бросают через неритмичные промежутки времени, а сделанные на склонах выступы подбрасывают импровизированные снаряды в воздух, так что уметь перепрыгивать через катящуюся угрозу совершенно недостаточно.
И жидкий огонь из множества труб: смесь извести, земляного масла и смолы, которую не потушить ни ветром, ни водой. Огненные струи и целые потоки, начинённые жидким огнём снаряды метательных машин и катящиеся по земле глиняные шары, что раскалываются в непредсказуемый момент.
А потом осаждающие ответили: Гортаур увидел, как сквозь огненный и каменный хаос сверкнул меч Воина, всё удлиняясь, сияя ослепительной полосой белого огня. И обрушился на крепость, разваливая стену, ближайшую к участку удара башню, каменный вал и скальное основание под ними… Даже здесь, на расстоянии в пять тысяч шагов, под Гортауром дрогнула земля. Да, удар меча Воителя стоит Извержения Сил! Только он напрасно тратит свои силы так рано – должно быть хочет проложить хоть немного безопасную дорогу вглубь Твердыни для майар. И в самом деле: из хаоса в направлении пролома вырываются стремительные фигурки, похожие на эльфов, на лошадей, на собак, на низколетящих птиц. А впереди – ослепительно сияющий всадник на белом коне. Охотник.
Охотник, один из немногих, всё ещё продолжал сражаться. Удары его копья выбивали из строя за один раз даже сильнейших воплощённых духов, а ряды орков опустошали – как коса густую траву на лугу. Бросаясь то вправо, то влево, он успевал защищать даже некоторых из майар, что оказывались поближе; но большинству из младших духов приходилось полагаться на себя. А силы их духа, воплощённых тел и подвластных им стихий были на исходе. Однако очередную волну нападающих удалось отбросить. Где-то, в нескольких тысячах шагов, слышался грохот – похоже, ушедший туда с сильнейшими из майар Воин крушил какие-то укрепления Врага. А им надо было лишь продержаться.
- Спокойнее, - сказал Охотник. – Не поддавайтесь страху. Мы видим, насколько тяжело наше положение, но не видим насколько тяжело положение врага. А если Воитель добрался до цитадели, то я нашим врагам не позавидую даже отсюда.
Снова взвыли ветра, закачалась земля под ногами, вспыхнуло пламя. Олорин мечом Дэйалара отбил летящий в него огненный хлыст, нырнул под меч из пламени и ударил в ответ – прямо в средоточие огня. Его охватил невероятный жар, но через миг огненный дух с воем отшатнулся, перевалился через гребень скальной стены и исчез из виду. Вновь посыпались стрелы, Олорин, не желая останавливать их Силой, укрылся за высокий, в рост эльфа, камень. Шагах в сорока от него Охотник подхватил с земли тяжёлый камень, в половину своего роста и, распрямившись, метнул его в скалу, где засели орочьи лучники. Раздался страшный грохот, полетели осколки, стрельба прекратилась.
Нахар врезался в поднимавшуюся по склону орочью орду, не дал ей сомкнуть строй, встретить себя и майар копьями, и теперь крушил орков копытами. Вслед за ним сбежал по склону Алатар, расплываясь в стремительном движении. Удар, удар, удар – три закованных в доспехи орка разлетаются в стороны. Кольцо на миг смыкается вокруг майя, но тут же распадается, одни орки валятся на камни, другие в ужасе разбегаются.
Огромный воин в алом и золотом не остановился перед Гэлларом. Эльф не успел даже выхватить меч, как неведомая сила закружила его и отбросила к стене, изумлённого, напуганного, но живого и невредимого. Алый исчез, но едва Гэллар поднялся на ноги, как в коридоре возник новый вражеский воин – в таких же алых одеждах, но без золота на них. Он двигался медленнее и не с такой неукротимой силой, как первый из нападавших, хотя несомненно был очень быстр и силён.
Он был очень похож на эльфа, но это не был эльф. Повезло: Гэллар не знал, сумел бы он обнажить оружие против соплеменника. А тут – меч вылетел из ножен, как сотни раз вылетал на учебных занятиях. Обманный удар, выпад, отскок… и рука уже не удерживает оружия, предплечье пронзает боль и третья защита, любимая эльфом, не удаётся ему. Звон упавшего на камни оружия. Боль слабеет, а плиты внизу почему-то шатаются и все покрыты красным. Меч уже лежит, почему-то у головы Гэллара, но звон не прекращается, он в голове и во всём теле.
Неимоверно могучие руки врага поднимают Гэллара с земли, глаза удивительного изумрудного цвета смотрят с изумлением и… страхом?.. Что ему нужно? Враг кого-то зовёт, но голос гаснет в обступающей Гэллара тишине.
Тальгон не стал отбиваться от лезущих снизу орков. Почувствовав, что плиты потолка еле держатся, он вызвал Силу и просто обрушил их на врага. Обвал пошёл в глубину, должно быть, похоронив под собой весь орочий отряд. И в этот миг донёсся голос Эира, полный изумления и страха.
- Тальгон!
Он обернулся, убедился, что из остальных коридоров никто не лезет, ни орки, ни те жуткие демоны, что встретили майар возле внутреннего кольца стен. А потом бросился за угол, готовый бить мечом или Силой, спасая товарища от развоплощения.
Впрочем, кажется, Эир был цел и совершенно невредим, хотя кровь на алых одеждах разглядеть и нелегко. А в руках он держал… ещё одного майя?.. Но кого? Все остальные остались с Оромэ или ушли прочёсывать северные тоннели.
Нет, это был не майа… Это был… Один из Пробудившихся! Чёрно-огненный мундир, похожий на одежды орков, но куда более изящный. Кровь на рукаве, на штанах, на отвороте… Но он жив – Эир уже после того, как закричал, зовя товарища, всё же догадался остановить кровь. Но не слишком ли поздно? Сколько крови может потерять эльф, не потеряв жизнь? Как назло, все уцелевшие лекари остались с Оромэ.
Над головами то и дело что-то грохотало, а раненый эльф был без сознания. Куда ушёл Воитель? Нашёл ли он Врага? Требуется ли ему помощь?
Вдруг изумлённый крик вырвался уже у обоих майар. Завеса Тьмы вокруг заколебалась, задрожала и… исчезла! Все чувства, свойственные духам Эа, вернулись. Они теперь могли руководствоваться не только ощущениями воплощённого тела. И осанвэ.
- Воитель? Что происходит? Ты слышишь нас?
- Мой Враг повержен. Он заперт моей Силой в воплощённом облике. Что у вас случилось?
- Здесь эльф в мундире Утумно. Он сражался с Эиром, а Эир его ранил. Он жив, но без чувств. Что нам делать?
- (Проклятье, так это эльф мне попался по дороге? То-то мне показалось, что он очень уж непохож на одного из майар Мелькора!) Эир, останься с ним и найди безопасный… для эльфа… путь на поверхность. Позови Оромэ, может, кто-то из целителей ещё при нём. Тольгон, ищи в неразрушенных коридорах других эльфов, возможно, он был не один. Увидишь ещё кого-нибудь из них – старайся убедить сдаться, сообщи, что Мелькор уже пленён. Полезут в драку – постарайся действовать Силой, а не мечом, чтобы не причинить им серьёзного вреда. Чуть что – зови на помощь меня или остальных. Я сейчас попробую проглядеть те помещения, что отрезаны завалами. И срочно вызову Кователя. Мелькора надо сковать, пока он не очнулся, да и если нам придётся кого-то вытаскивать из-под руин, Кователь лишним не будет.
Поверженный эльф никак не желал приходить в себя. Олорин видел, что душа его ещё не рассталась с телом, но почему-то упорно не хочет воспринимать что бы то ни было от органов чувств. Жаль, что он имел дело в основном с болезнями духа и то исключительно у майар; серьёзные телесные повреждения у эльфа отсутствовали, их вылечил либо Эир, либо подоспевший к нему Тольгон. Но мало ли как эти повреждения могли сказаться в те несколько секунд, что не были излечены… Эльфы казались такими хрупкими по сравнению даже со слабейшими из майар…
- Вот же незадача, - пришла мысль Эира, к которой тот то и дело возвращался. – Пришёл сражаться за Детей Единого и чуть не убил одного из них. Хорош воин, нечего сказать.
- Эир, не думай под руку, - Олорин вновь просмотрел внутренним взором тело эльфа изнутри. Всё цело, кости не поломаны, сердце работает исправно, ничего серьёзнее разрывов мелких сосудов под кожей и порождённых ими синяков, нет. – Или думай о том, как этому эльфу повезло, что он не оказался просто-напросто под завалом. Камни эльфа от орка не отличают.
Эльф зашевелился. И тело его шевельнулось, и от разума к органам чувств протянулись серебристые нити, пока слабые, но крепнущие на глазах.
- Тебе повезло, что ты не оказался просто-напросто под завалом, - донеслось до Гэллара чьё-то осанвэ. – Камни эльфа от орка не отличают.
Он открыл глаза. Прямо над ним склонялся светловолосый, красивый не-эльф, глядящий на Гэллара с состраданием и некоторой долей раздражения, которое угадывалось и в его мыслях. Правда, большая часть этого раздражения была адресована не Гэллару, а кому-то ещё.
Эльф повернул голову. Рядом со светловолосым стоял… стоял именно тот враг, который одержал над Гэлларом такую лёгкую победу там, в коридоре. Меч врага находился в ножнах, а сам он смотрел на Гэллара совсем не так, как должен смотреть победитель на поверженного противника. Казалось, воин в огненном платье удручён своей победой больше, чем Гэллар – поражением.
Смотреть на пленников всем почему-то было особенно неловко. Четверо пленённых майар, полтора десятка эльфов и… один странный, худой, с полосатой чёрно-рыжей шерстью орк в изодранном мундире. Он, кажется, тоже считал себя пленником. Вылез из-под развалин рядом с Тольгоном, положил свой сломанный меч у ног майя и сел шагах в десяти на землю. От орка веяло тягучим безразличием ко всему:
- Устал. Ничего не хочу. Оставите в живых – хорошо, убьёте – ну и (какое-то горькое растение) с вами…
Убивать даже орка никто не хотел. Почти такое же безразличие и чувство неловкости владело большей частью победителей. Глядя вокруг, на разрушенную крепость, где сегодня вволю погуляла смерть, никому не хотелось добавлять в этот пейзаж ещё чью-то гибель. Даже орочью.
- Что будем делать с пленными? - не выдержал наконец Воитель.- С Мелькором – понятно, доставим его в Аман. Решать его судьбу в любом случае надо… коллегиально. А вот как поступить с остальными?
- Может, просто опустить их? - Кователь морщился каждый раз, как бросал взгляд на окружающие его руины. -Это не Мелькор, опасность, исходящая от них незначительна.
- Я не согласен, брат, - Охотник казался самым хмурым из всех. - Даже эльфы могут представлять угрозу, по крайней мере, для своих собратьев. Мы не знаем, чему обучил их Мелькор, а поражение наверняка обозлило и ожесточило если не всех из них, то некоторых (образ Гэллара). Орка, при всей его малозначительности, это касается тоже. И в несравненно большей степени – майар. Во-первых, скрылся неизвестно куда Гортаур, сильнейший из слуг Мелькора; а пополнять ряды его уцелевших сторонников нам нет никакого резона. Во-вторых, они и сами могут быть опасны куда меньше, чем Мелькор и Гортаур, но куда больше, чем эльфы и орки.
- Надеюсь, ты не предлагаешь их убить? – саркастически поинтересовался Воитель. – Мы уже взяли их в плен и тем самым обещали им жизнь. Я лично не собираюсь марать руки кровью даже пленного орка. И никому не позволю в моём присутствии.
- Нет, конечно. Но я думаю, что мы должны взять их с собой в Аман, и уже там, где есть время и возможность посовещаться со всеми, кто захочет высказаться, решать их судьбу. Да и их самих можно будет выслушать – не дело обвинять кого-то, не дав ему высказаться в своё оправдание.
Сооружение напоминало корабль, только лишённый мачты. Зато по бокам у него имелось два раскинутых в стороны серебристых крыла. Гэллар оглянулся на остальных пленников. Майар (всех их он раньше не видел, должно быть они служили Могущественному в других местах) выглядели безразлично, другие пленники держались поближе друг к другу, кроме орка, идущего самым последним. Неожиданно Гэллару сделалось жаль незнакомого орка – он-то здесь совсем один, в окружении майар, эльфов и врагов; ни одного соплеменника, неизвестная судьба… Гэллар отступил в сторону, пропустил мимо остальных эльдар, стараясь ободряюще улыбнуться каждому, и пошёл рядом с орком. Вспомнил слова наиболее распространённого из их наречий.
- Как тебя зовут? – поинтересовался эльф.
Орк вздрогнул. Видимо, не ждал, что эльф говорит по-орочьи. Среди соплеменников Гэллара желающих учить орочий язык больше действительно не нашлось. Зато Гэллар выучил три разных наречия и мог туда-сюда объясниться ещё на полудюжине похожих. Иной раз он думал, не сделало ли это его самого в чём-то похожим на орка… внутренне, разумеется.
- Шаггар, сотник, командир батареи огнемётных орудий.
Орк говорил, пожалуй, даже правильнее, чем сам Гэллар. Как раз на главном наречии орков Удуна.
- Мою батарею завалило, - добавил орк. – Я нашёл выход, сначала шёл, потом полз, когда выбрался – не чувствую Могучих, ни Владыки, ни Повелителя Воинов. А вокруг вражеские Могучие. Один ничего сделать не мог, положил меч и сдался.
Гэллар и Шаггар вслед за остальными взошли на борт серебряного корабля. Верхнюю палубу покрывал купол из прозрачного стекла, под который пришлось войти пленникам и сопровождавшим их майар Воителя. Дверь из серебристого металла и стекла закрылась, плотно прилегая к косяку. Гэллар вспомнил рассказ Мелькора, что на большой высоте воздух редкий, воплощённое тело страдает от кровотечения и нехватки дыхания, если его специально не защитить. Видимо, корабль был придуман специально для воплощённых. Они заранее готовились брать кого-то в плен? Или планировали что-то ещё?
Во время полёта Шаггар, воспринимавший плен до сих пор с наибольшим спокойствием, к удивлению Гэллара, перепугался, лежал на палубе лицом вниз и что-то невнятно бормотал. От прикосновений Гэллара, пытавшегося его успокоить, орк лишь вздрагивал и крепче вжимался в палубу.
Наконец Гэллар пожал плечами, поднялся и подошёл к светловолосому майя, который привёл его в чувство после падения крепости.
- Можно ли что-нибудь сделать, чтобы он не так боялся? – поинтересовался пленник. Он не стал пользоваться осанвэ, потому что тогда светловолосый прочитал бы и его собственный страх. – Заработает ещё какую-нибудь болезнь сердца или нервов за время полёта… Или вовсе помрёт.
Олорин кивнул. Он шагнул к орку, наклонился над ним, и орк замер. На миг Гэллар вздрогнул от испуга, но, приглядевшись, убедился, что орк дышит. Вражеский майя просто погрузил пленника в глубокий сон, в котором не бывает даже видений. Орку, так напуганному полётом, всё равно, скорее всего, снились бы кошмары.
Самого Гэллара полёт не пугал. Если бы не тщательно скрываемое беспокойство (что с нами сделают там, в Амане?), он бы даже обрадовался новым ощущениям. Небо на такой высоте сделалось почти чёрным, и в нём, несмотря на солнечный день, сияли звёзды. Гэллар обернулся на соплеменников… Как-то так получилось, что он почти не общался с другими эльфами Владыки, всё больше с орками, с Гортауром и похожими на него майар. И теперь даже не знал, кто из них погиб, а кто выжил. Шестерых он знал по именам, ещё восьмерых впервые увидел в день разгрома. Семь мужчин, пять женщин, двое подростков почти одного возраста – мальчик и девочка. Все четверо их родителей живы, это утешает. Сами дети, кажется, напуганы меньше других, больше других боятся именно родители, нетрудно понять – боятся за детей.
Интересно, что я не так подавлен, как они. Хотя находился в Твердыне с гораздо более давнего времени, видел возведение многих ныне разрушенных зданий и сооружений, знал многих ныне погибших орков или бежавших неизвестно куда майар. И вроде бы поражение и потери должен переживать сильнее. Но почему-то… почему-то почти не боюсь, разве что за нашу судьбу да за судьбу этого орка. И то не слишком. Если победители не убили нас после победы и так с нами возятся, вряд ли они расправятся с нам впоследствии. Мне, честно сказать, не верится даже, что они расправятся с Мелькором, хоть он для них гораздо опаснее.
Но то обстоятельство, что мы теперь в полной их власти, конечно… напрягает. Надо же, опять орочий оборот выскочил. Да и общее ощущение, пожалуй, как у дикого орка в клетке. Не убили, накормили, обращаются хорошо, но чего ждать от пленителей – непонятно.
Эир приходил сюда нечасто. Общаться с Гэлларом было удовольствием ниже среднего, особенно если эльф пребывал не в духе, а не в духе он пребывал почти всегда. По чести сказать, пленный орк и тот обычно был вежливее. Но Эира по-прежнему что-то время от времени тянуло сюда, на север Амана. То ли чувство вины, то ли странное любопытство, то ли смесь этих чувств и что-то ещё, чему не получалось дать название даже мысленно.
Половину земного круга назад они с Гэлларом в очередной раз встретились, пофехтовали, поспорили, как обычно разругались и разошлись, взаимно недовольные друг другом. И несколько месяцев Эир предпочитал общество других майар Воителя либо начавших появляться в Амане эльфов из числа откликнувшихся на призыв Владык. А потом, в один из дней ранней осени вдруг бросил все свои дела (оказалось, что ничего срочного, в общем-то, и нет) и отправился на север.
Дом Гэллар строить не стал и других не просил. Облюбовал себе пещеру, провёл туда из горячего источника неподалёку воду по деревянной трубе, сложил из камней загородку от ветра и дождя, чем и ограничился. Если не считать средств мытья, пещера Шаггара, тоже пленённого при штурме Цитадели, казалась уютнее.
У себя дома эльфа не оказалось. Майя прислушался к своему чувству живого и убедился: Гэллар был выше по склону, у пещеры орка. А когда прислушался, то убедился, что голоса обоих звучат как-то странно. Стоп. Они что-то поют. Причём Гэллар поёт орочьим голосом, насколько это вообще может даваться эльфу.
Шаггар не любил горячей воды, предпочитая брать для питья воду из холодного источника выше пещер. Но ему часто становилось скучно, и он спускался вниз, где жил единственный обитатель этой земли, готовый с ним общаться. Сегодня, когда орк подошёл к пещере Гэллара, его ноздри расширились, уловив совершенно неожиданный здесь, но чрезвычайно приятный нюху орка запах.
Судя по лицу эльфа, который словно раскусил какой-то кислый плод, он тоже чувствовал этот запах. Но кроме Гэллара больше никому было не сделать этого…
- Как ты умудрился? – прорычал Шаггар, глядя на котёл с торчащими из него трубками. От котла шёл тот же запах, что и от накрытого крышкой деревянного сосуда. Где-то в четверть ведра объёмом.
- Я жил в Твердыне, когда твоего деда ещё на свете не было, - усмехнулся эльф. – Неужели ты думаешь, что я не знал о таких проделках рабочих и солдат?
- Мог и не знать… При начальстве-то мы его не гнали, - продолжая принюхиваться ответил орк. – А ты был вроде как начальство. По крайней мере, откуда-то из верхних.
- Должно быть, я слишком много с вами общался. Мне уже тут один майя сказал, что в гневе я похож на орка, каким-то чародейством принявшего эльфийский облик. И я ведь единственный из эльфов Владыки сумел выучить ваш язык.
- Попробовать-то дашь?
- Конечно. Я его для тебя и сделал. Ты ведь вино не пьёшь…
- Да ну, кислятина одна, и слабая такая, что не чувствуется. Дай-ка, - орк потянулся к ёмкости.
- Погоди, - эльф достал кубок из горного стекла. Простой, но изящный. Плеснул «огненную воду» в него, налил до половины. – На, попробуй.
Орк сцапал кубок, поднёс к лицу и принюхался. Закрыл в предвкушении глаза и опрокинул в себя самогон.
- Ух! Язви твою душу! Хорош! – восхищённо прорычал он. Потом плеснул в кубок ещё, побольше, чем перед этим. И спохватился. – А ты-то?
- Да мне, знаешь, такое и нюхать нелегко…
- А ты не нюхай, ты пей! А то, что ж, я один да ещё и чужой самогон пить буду?
Гэллар достал откуда-то ещё один кубок, налил на треть, отвернулся в сторону, втянул относительно свежий воздух, задержал дыхание и опрокинул напиток в себя. Тут же закашлялся, согнувшись почти пополам. Орк похлопал его по спине, помог выпрямиться.
- Ну как?
- Змеиная кровь! – выругался эльф. – Хорошо, что я не попробовал заранее, решил бы, что где-то ошибся и сварил отраву. Как вы пьёте такое?
- Хилый вы, я погляжу, народ, - хмыкнул орк. – Это же самое что ни на есть мужское пойло. А вашей кислятиной из ягод только малых детей поить.
- Пойло и есть, по-другому не скажешь, - проворчал Гэллар, приходя в себя. – Тьфу, аж в жар бросило!
- И это только начало! – Шаггар оскалился, быстро налил по полкубка себе и эльфу. – Что ж мы, пьяницы, без здравниц пить? Твоё здоровье, эльф! Спасибо, что хороший самогон сварил!
Гэллар проводил взглядом опрокинувшийся в орочью пасть самогон, содрогнулся, потом с усмешкой отсалютовал кубком орку.
- Твоё здоровье, Шаггар!
Задержал дыхание и проглотил. На этот раз он был готов к ощущениям, и терпеть было легче. Но дух всё равно захватило. На глазах выступили слёзы.
Точно – эльф и орк что-то пели. Ориентироваться в смысле песни Эиру оставалось по отголоскам пения в осанвэ Гэллара, орочий язык он никогда не учил специально и понимал с пятого на десятое. Орк, хоть сознательно и не воспринимал буйный фонтан мыслей сотрапезника, но эмоции улавливал и с новой силой подхватывал один из маршей Удуна.
- Эй, огнемётчик, Вождь отдал приказ!
- Эй, огнемётчик, зовёт Твердыня нас!
И ещё что-то странное было в плескавшемся во все стороны осанвэ эльфа. Мрак побери, да он же пьян! И пьян не меньше, чем сидящий рядом с ним орк, а то и больше. Даже у Эира, стремительно взбиравшегося по склону, от льющихся сверху неразборчивых пьяных мыслей и эмоций слегка закружилось в голове. Он прикрыл получше своё сознание и, наконец, выбрался на скальную площадку.
- Ух, ты, Эррр! – удивился орк. Эльф сидел к Эиру спиной и обернулся только теперь.
- Добро пожаловать! – иронически приветствовал он появившегося майя. Рука, которой Гэллар сделал столь же иронический приветственный жест, уже особой точностью не отличалась, но голосом эльф владел в полной мере. Но, несмотря на иронию, откуда-то из глубины сознания эльфа на миг плеснула радость. Потом он взял свои мысли под контроль и почти закрыл их, но секунду он был действительно рад видеть старого… врага.
- Маловато самогону осталось, - мрачнея на глазах, пробормотал орк. Он по-эльфийски говорил, но с жутким рычащим акцентом, а теперь ещё и не вполне уверенно шевелил языком.
- Обижаешь! – расхохотался эльф. Он встал, покачнулся, но устоял, прошёл к глубокой трещине в скале и вытащил из неё мешок. А из мешка – ещё пару здоровенных деревянных бутылей. – Я заранее о запасе позаботился.
- Урра! – радостно завопил орк. – И гостя теперь есть чем угостить! Садись, Эррр, выпей с нами.
Вообще говоря, пить это, непонятно чем разящее пойло, Эиру совершенно не хотелось. Но, с другой стороны, не хотелось и обижать хозяев, в кои-то веки решивших проявить гостеприимство.
Через сорок земных кругов орк умер. Ему было уже за восемьдесят кругов, и он довольно заметно старел. Это быстро уничтожило надежду Гэллара, что этот орк родился долгожителем. Не повезло. С сородичами он так и не сошёлся. Кроме орка, единственный, с кем он общался, был Эир, старый… враг?.. или кто-то другой? Они время от времени встречались, фехтовали, спорили. Спор становился всё горячей, наконец, окончательно разругавшись, старые знакомые расходились. Когда на несколько месяцев, когда на круг или два. Потом, как бы невзначай, в одном из привычных мест встречались снова. И всё повторялось опять.
Как удунские орки хоронят своих соплеменников, Гэллар, находясь в Твердыне, не интересовался. Рабочие, кажется, просто бросали тело сородича в одну из печей, питаемых земным огнём, а воины… нет, не выяснял. А орк, всё-таки, был воином, хоть и прожил почти полжизни в плену.
Сколько камней удалось собрать поблизости – все их Гэллар навалил на могилу. Получилась груда в рост высокого эльфа. Заняло это немало времени, но его и так было с избытком. Среди камней он закрепил меч орка остриём вверх. Получилось неплохо – грубый, но яркий знак непокорности. Рано или поздно меч проржавеет под дождями и ветрами с моря, потом рассыплется в ржавый прах. Но пока он есть. Наверное, что-то надо сказать… Сородичи пели и придумывали стихи по всякому поводу, а вот у Гэллара это плохо получалось даже в молодости. Потом исчезло вовсе.
Когда Гэллар закончил свою короткую речь на орочьем языке (но она всё равно показалась ему нестерпимо длинной и высокопарной), меч на могиле вспыхнул в лучах заходящего солнца, словно окрасился кровью.
- Покойся с миром, которого ты при жизни не знал, - раздался голос за спиной Гэллара. Эльфа он бы услышал издали… значит, обладатель голоса создал себе телесный облик прямо на месте. Впрочем, гадать, кто это такой, не приходилось – Гэллар узнал его, даже не оборачиваясь.
- Не могу сложить погребальную песнь, - сказал Гэллар, не оборачиваясь. – Не умею. Отдельные строки, и то стихи, а не песня. Как листья, облетевшие с дерева.
Он мало жил, и жил в плену,
Таких две жизни на одну,
Но только полную тревог,
Он променял бы, если б мог…
Ты был в Чертогах Ожидания? Видел там души орков?
- Видел. Но Чертоги странно действуют на них. Их души спят и почти ничего не чувствуют. Не знаю, пытался ли Судия или кто-то из его майар пробудить их… А если и пытался, вряд ли у него это получилось.
- Может, оно и к лучшему. Если моё тело будет разрушено, я бы не желал простого возрождения. Наверное, больше всего я желал бы того, что вы говорите о Пришедших Следом – уйти неведомо куда. Но это невозможно. Я эльф, а не человек. Но вот судьба орочьей души меня вполне бы устроила. Я б хотел забыться и заснуть…
- Ты бы не хотел возрождения? Не хотел бы с помощью Повелителя Судеб разобраться в себе? Не хотел бы своей нити на Гобелене?
- Нет, не хотел бы. О чём бы я стал говорить с Повелителем Судеб или с кем-то из его майар? А, главное, зачем?
Ведь я живым не делал зла,
И потому мои дела немного пользы вам узнать,
А душу можно ль рассказать?
- Не делал? И уверен, что не сделаешь?
- Вряд ли. Тем, кому я хотел бы сделать зло, сделать его не в моих силах. А тем, кому я в силах его сделать, мне его делать незачем.
- Значит, ты всё ещё держишь зло на Аман и его повелителей?
- Разумеется. Они причинили зло мне и тем, кого я считаю своими – почему бы мне не желать зла им в ответ? Если бы они претерпели соразмерное ответное зло… скажем, если бы Древа Света погибли бы так же, как погибли Светильники, если бы смерть пришла во владения ваших Владык, а они чувствовали, что не могут защитить своих подданных от гибели, я бы почувствовал себя удовлетворённым и не искал больше мести.
- Знаешь, что меня пугает?
- Что же?
- То, что ты говоришь это совершенно спокойно и не источаешь гнева. Это ужасает меня сильнее, чем неистовая ярость орка. Что ты делаешь со своей душой, эльф?
- А какое вам дело до моей души? Моя душа принадлежит лишь мне, и я могу делать с ней всё, что моей душе будет угодно, - Гэллар мрачно засмеялся получившемуся неуклюжему, но точному повтору слов.
- Нам, раз уж ты заговорил о нас всех, есть до этого дела. Мы и начали войну для того, чтобы спасти тела говорящих от разрушения и гибели, а души от Тьмы Мелькора.
- А вы не считали, сколько говорящих, - Гэллар, чтобы сделалось полностью ясно, кого он имеет в виду, указал на могилу орка. – Погибло в этой войне? Их душ вы не спасли, они лишь погрузились в бесконечный сон, тела их страдали и погибли раньше срока.
С того момента, как, очнувшись, он осознал поражение Твердыни и её Владыки, Гэллар жил в каком-то оцепенении чувств. Что-то похожее на эмоции пробуждалось во время споров с Эиром, нехотя, словно из чувства долга, а потом засыпало снова.
А вот после смерти Шаггара словно что-то всплыло в его душе из тайных глубин. За годы плена он почти не общался с другими майар, кроме Эира, но как-то слышал короткий рассказ одного из служителей Владыки Моря – как от содрогания дна в открытом море появляется волна и стремительно расходится в стороны. На морской глади, там, где море глубоко, её почти не видно. Но когда волна доходит до мелководья, она встаёт на высоту высочайших деревьев и со страшной силой крушит берега.
Гэллар впервые спустился к берегу моря. Где-то там, за бескрайней гладью, находился берег Эндорэ. Вплавь не перейти, даже быстрокрылый небесный корабль преодолел это расстояние за несколько часов. Плыть на морском корабле, которого у Гэллара нет, наверное, займёт не одну неделю, а может и несколько месяцев. А в одиночку достаточно большой и надёжный корабль не построить и тем более не удастся управлять им.
С другой стороны – а зачем ему надёжный корабль? Для безопасности? Но безопасности теперь всё равно не будет, да она и в лучшие времена не слишком-то Гэллара интересовала. А небольшой корабль построить можно. Припасы нужны всего лишь на одного человека, к тому же по пути можно ловить рыбу.
И дождаться поздней весны – чтобы идти по спокойному морю.
Спокойствие – спокойствием, а вот отдельные штормы случаются и летом. Никуда не денешься. Два дня Гэллар то пытался удержать корабль на гребне волны, чтобы его не захлёстывало, то вычёрпывал воду. Потом шторм утих, можно было спокойно чиниться и снова взять направление на восток. Ветер, хоть и неустойчивый, был почти попутным, правда, заставлял отклоняться к югу.
Был это берег материка или какого-нибудь из островов в океане, Гэллар не знал, и потому не спешил расставаться с кораблём. Загнал его в тихую гавань, куда не достанет даже сильный шторм, где и оставил. С собой взял изготовленные в Амане копьё и лук для охоты и свой удунский меч, сделанный Гортауром. Не для охоты.
Невысокие горы и покрывающие их, должно быть, вечнозелёные в этих краях леса уходили далеко на восток – насколько это вообще было доступно эльфийскому глазу с вершины. Значит, либо это очень крупный остров, либо всё-таки часть континента. Идти на северо-восток, пока не доберёшься до северных земель, а там уж сориентируешься и найдёшь развалины Удуна. Идти долго, да и торопиться, скорее всего, некуда. Можно даже побродить по этим землям, и при Мелькоре и сейчас пребывавшим вне внимания сильных мира сего.
Здесь, между двумя горными грядами разлилась, превратившись во множество неглубоких озёр и заросших болот, большая река. Теперь предстояло решить – идти вдоль неё по горам, либо спуститься и пересечь широкую затопленную долину и продвигаться дальше на восток. Интересно, что там, в этой долине? И, в конце концов, я никуда не тороплюсь, можно и посмотреть.
Когда на свет появилось это существо? Наверное, во время Весны Арды. Кто его создал или оно само за эпохи творения приобрело такой облик, Гэллар понять не мог, не мог и оторвать взгляд. Шагающий дом, до середины туловища погружённый в воду. Чешуйчатая кожа, длинная, как у змеи, шея, которой чудище либо что-то вылавливает из-под воды, либо обгладывает верхушки растущих из неё гигантских хвощей.
Да, этот дальний юг Арды – какой-то затерянный мир, кусок глубокой древности. Недаром Мелькор говорил, что для Могуществ, когда они творили Арду, тысячи земных кругов были как один день для эльфа. Насколько долгой была Весна Арды и предшествующие ей Дни Творения, Гэллар до сих пор в полной мере не представлял. Знал, но не чувствовал. Почувствовал лишь тогда, когда увидел существо из древних эпох.
Вспомнил знакомых майар – и удунских, и вражеских. А они ведь древнее Арды, они были в чертогах Единого, ещё когда не существовало материального мира. Что воплощённый облик, что видимые Гэлларом их действия, сколь угодно удивительные – это всё поверхность. В глубине – огромные бездны памяти и опыта, непредставимого никому из живых. Правда, судя по их поступкам, куда более короткие память и опыт живых тоже малопредставимы для айнур. Мы живём слишком быстро и слишком быстро меняемся, вот в чём, наверное, дело. Впрочем, может быть, всё намного сложнее, чем я думаю.
На плоскогорье таких тварей было меньше, но что-то всё время тревожило чувства Гэллара, и потому он не торопился отсюда уходить. Что-то похожее на то, как он поначалу воспринимал Твердыню, но гораздо слабее. Если здесь живёт кто-то из Могуществ, пусть даже младших, это довольно любопытно. Вряд ли это обитатель Амана, и вряд ли один из сторонников Мелькора. Попробовать найти его и познакомиться? Неплохое решение. Нескучное.
- Я стараюсь не допускать северных животных в эти земли. Большую часть отгоняю от границ, тех, кто всё же просачиваются, рано или поздно съедают здешние хищники.
- А в чём причина опасности нынешних животных для древних? – поинтересовался Гэллар. Он предпочитал говорить словами, когда убедился, что собеседник понимает его. Почему-то в Эндорэ ему казалось правильнее говорить так. – Они сильны и быстры, их повадки незнакомы пришельцам… Местные привыкли к здешним условиям.
- Они хладнокровные, - пояснил майя, на глазах овладевая речью воплощённых. Но, кажется, ему всё же было не очень удобно так говорить. Он снова перешёл на осанвэ. - Ночью они слишком глубоко спят. Те, кто покрупнее, сохраняют тепло и могут действовать, если их разбудит какая-то угроза. А вот те, кто поменьше или детёныши больших животных – нет. Они будут слишком вялыми и слишком лёгкой добычей для теплокровного, даже небольшого, который может охотиться и ночью. У крупных ящеров и их детёнышей слишком большая разница в размерах. Взрослые скорее затопчут сослепу маленьких, чем смогут защитить их от врага.
Обиталище Владыки Юга напоминало… один Мелькор знает, что оно напоминало. Изглоданные ветром столбы песчаника посреди плоскогорья, а среди них ямы, ходы, закрытые какой-то непонятной тканью, где жёлтой, где серой, где прозрачной. И сам Владыка, убедившись, что Гэллар его не боится, принял облик огромной змеи – толщиной больше чем бедро эльфа и длиной шагов в тридцать, не меньше. Кажется, так ему было проще, чем в облике подобном эльфийскому.
- Это, знаешь ли, было очень неприятно, - заметил Владыка. - Когда Мелькор накрыл Эндорэ своей завесой, я, признаться, запаниковал. Не сразу догадался, откуда это взялось, и какой оно вообще природы. Даже думал отправиться на север и при всей нелюбви между нами, попытаться убедить его убрать Тьму. Хотя бы с моих владений. Но пока собирался, она исчезла сама.
- Мелькор сейчас в плену, в Амане. Боюсь, он там пробудет еще немало.
- Я бы солгал, если бы сказал, что мне его жалко. Мне не понравилось ни то, что пытались сделать мои западные собратья во время Дней Творения, ни Сокрушение Светильников. Я тогда удержал от разрушения часть своей земли, да потом ещё долго восстанавливал разрушенное. И всё ждал, что Мелькор явится и здесь утверждать свою власть. Тогда бы я, наверное, присоединился к Западным Владыкам. К счастью, ему не было особого дела до Юга, он слишком занят был укреплением своих владений на Севере.
@темы: Своё, Апокрифика, Фанфикшен
-
-
14.11.2014 в 22:34Продолжение есть? Хочу-хочу!
-
-
14.11.2014 в 22:43-
-
15.11.2014 в 06:19Чудесно и странно.
Насколько разными видит их каждый из нас, я даже не о физических вопросах сейчас, а о психике, философии...